Владимир Колычев - Жестокая красотка

Но изолятор временного содержания – еще не тюрьма, и правила здесь попроще. Кто сильней, тот и прав, кто смел, тот и съел. Впрочем, Прохору не пришлось вступать в схватку за «место под солнцем». Губастый верзила с надорванным ухом знал, с кем имеет дело, поэтому сам предложил ему свою шконку. И тут же согнал с койки своего соседа…

Укладываясь на кровать, Прохор подумал о том, что его знают и в следственном изоляторе, так что и там можно устроить себе сносную жизнь. Если только менты не вмешаются…

Розовощекий следователь стелил мягко, но именно это и напрягало. Прохор хорошо помнил младшего советника юстиции Охримова, натурального громилу-мордоворота. На внешность – натуральный Бармалей, которым начитанные мамы пугают детей. Глядя на него, Прохор всерьез думал о пытках, но Охримов даже голос на него не повысил. Общался вежливо, на «вы», только вот после разговора с ним Прохор оказался в одной камере с михеевскими бандитами. Там не драка была, а натуральная бойня. Ему повезло, он вышел победителем, но ведь его могли и по плинтусу размазать…

Тогда, одиннадцать лет назад, Прохор был никем, но и сейчас его влияние пытались свести к минимуму. А менты взялись за дело всерьез. Сначала «приняли» Голика, за ним Ялика и Вагу. Остальные пацаны ушли в подполье. Да так глубоко, что Прохор не мог до них докричаться…

Прессовали не только его братву. Вчера спецназ отработал кафе, в котором собирались вагнеровские. Отработали жестко, с задержаниями…

– Прохор Константинович, я не принуждаю вас чистосердечно во всем признаться, – «стелил» майор Глафирин. – Я просто хочу убедить вас в том, что свою вину отрицать бесполезно.

– Пожалуйста, давайте по существу, – встрял адвокат.

– Олег Романович, можно, мы пообщаемся без вашего присутствия?

Прохор сделал ход конем и, неожиданно для следователя, выставил адвоката за дверь.

– Ну, во-первых, у меня юридическое образование, – не сводя с Глафирина глаз, сказал он. – А во-вторых, я все понимаю. Вагнера убили из моего пистолета, у меня есть мотив, но нет алиби. Этого вполне достаточно, чтобы беспристрастный суд влепил мне реальный срок. Но почему вы, Игорь Владимирович, уверены в том, что суд не будет на моей стороне?

– Суд будет на стороне закона.

– Закон что дышло…

– А вот это вы зря! – Глафирин расправил плечи.

– Понятно, – качнул головой Прохор.

– Что вам понятно?

Менты явно ощущали за собой чью-то высочайшую поддержку. Похоже, они реально получили отмашку на Прохора. И, возможно, эта команда поступила, как реакция на убийство Вагнера… Или менты сами организовали эту подставу?.. Сколько времени уже прошло, а Прохор все терялся в догадках. Не было у него точного ответа, кто конкретно жал на «газ».

– Делайте свою работу, майор. Только коней сильно не гоните, вдруг понесут.

– Это угроза?

– Это инструкция. Для сапера. Вы же знаете, как у них там, одна ошибка и все… Можете позвать адвоката.

Прохор понял, что разговора по душам не получится. Закрылся мент, чувствуя за собой силу. Прохору не нравилась эта его уверенность, и инстинкт самосохранения советовал ему готовиться к худшему.

Было время, когда кровь лилась рекой. Отбиваясь от михеевской братвы, Прохор множил трупы, и ментам это было известно. Его даже пытались крутить на признание, но до суда дело так и не дошло. А так ему «светило» не одно пожизненное…

Сейчас он точно никого не убивал. Но, может быть, судьба наказывает его за прошлые грехи? Он уже в СИЗО, его камень набирает ход по наклонной. Как бы до зоны не докатился.

Нужные унизительные процедуры позади. Шмон, сборка, медосмотр, промывка мозгов, баня, санобработка с прожаркой, отоваривание на складе, где он получил матрас, белье, миску с кружкой… Но при этом все только начиналось. И путь, который его ждал, долгий он или короткий, ему придется проделать самому. Никто ему здесь не помощник…

– Лицом к стене!

Прохор остановился, а вот к стене поворачиваться не стал. Конвоир глянул на него косо, передал заключенного контролеру, но уходить не спешил. Дождался, когда тот откроет дверь, направит Прохора в камеру, только тогда повернул назад.

Прохор нахмурился, переступая порог. Ему обещали маломестную камеру, а здесь было с дюжину шконок. Людей, правда, поменьше, хотя обычно случалось наоборот.

Два окна забраны были решетками так, что к ним не подойти, не высунуться. Стол, вмурованные в пол скамейки, двухъярусные шконки, сортир за фанерной перегородкой, на веревках, натянутых под потолком, сушились жалкие арестантские тряпки. Работали телевизоры, все три «ящика». Народ валялся на шконках, засыхая от скуки. За столом два мужика гоняли чаи. На Прохора едва обращали внимание. Зато он глянул на каждого. Вдруг увидит кого-то из знакомых. А может, сюда оформили кого-то из его пацанов. Но нет, никого он здесь не знал.

В камере пустовали две койки, одна у самой сортирной перегородки, другая соседствовала с ней. Можно было устроиться на соседней, но Прохор направился к шконке, на которой лежал упитанный паренек, похожий на пряник. На вид типичная жертва, но чувствовал он себя вроде неплохо. Возможно, его здесь не обижали. Или у него был серьезный покровитель. Может быть, его сосед, чернявый крепыш с кавказской горбинкой на носу, который взял Прохора в прицел своих маленьких, но с увеличенными зрачками глаз. А может быть, здесь просто царил порядок, который установил «смотрящий», верзила в спортивном костюме. Этот здоровяк занимал самое лучшее место, у окна, он дремал, не обращая внимания на Прохора, или же только делал вид, что не замечает его. Может быть, ждал, когда Прохор представится.

Но Прохор уже поздоровался, не важно, что кивком головы. А говорить он не желал, зачем отвлекать народ от скуки?

У него были связи в СИЗО, он их поднял, но, похоже, кто-то подгадил ему, как это сделал полковник Решетников, прогнав из его камеры Инну. Но, тем не менее, наличность ему пронести позволили. И одежду прожаркой не испортили. Хороший матрас выдали, новое белье. И в «хабаре» у него не какой-то там хлам.

– Договоримся? – Прохор достал из кармана пятитысячную купюру.

Он готов был купить место, лишь бы только ни с кем не бодаться. Пять тысяч – это, конечно, много, но меньших купюр у него просто не было.

Прохор смотрел на упитанного паренька, а ответил ему кавказец.

– А что такое? – резко поднимаясь со своей шконки, спросил он.

Помятые уши, покатые плечи, короткие, но сильные руки. Наверняка борец. Возможно, «вольник».

– Переезжаешь на новое место, – кивком показал Прохор на свободную шконку.

– Никто никуда не переезжает! – Кавказец вырвал из его рук купюру и бросил ее на пол.

– Ты не прав, – качнул головой Прохор.