Юлия Шилова - Незабываемая, или Я буду лучше, чем она

— Нос сломан. — Я сплевывала кровь и чувствовала, что у меня не только сломан нос, но и рот похож на зияющую рану. — Матвей, нужно выбираться, а то будет поздно. Такая давка.

Матвей встал, закашлялся от дыма и, нагнувшись ко мне, схватил меня за руку.

— Пошли, а то сгорим к чёртовой матери.

— Я не могу. У меня ремень заело.

— Что делать?! — запаниковал Матвей и вновь закашлялся от едкого дыма. — У тебя есть что-нибудь острое ремень разрезать?

— Нет. Кто сейчас разрешает проносить острое в самолет? Матвей, ну сделай же что-нибудь. Помоги мне освободиться.

В этот момент недалеко от нас полыхнул столб огня. Проход к аварийному выходу был завален погибшими людьми и багажными сумками. Оставшиеся в живых пассажиры пробирались, перелезая через кресла, опрокидывая их так, чтобы они образовывали почти плоские площадки. Из-за сильнейшего задымления люди совершенно ничего не видели и пробирались к аварийному выходу на ощупь.

Где-то вдалеке у аварийного выхода раздавались команды стюардессы:

— Торопитесь!

Сквозь дым я уже не видела Матвея, но интуитивно схватила его за руку.

— Матвей, помоги. Вытащи меня из кресла!

— Аня, я жить хочу! — Увидев, что огненная стена уже совсем близко, он резко отдёрнул свою руку. — Извини! — Матвей бросился искать выход.

— Матвей! — кричала я, задыхаясь от дыма, мешая крики с громкими рыданиями. — Матвей, не бросай меня! Не бросай меня умирать!

— Анька, извини! — послышался вдалеке хриплый голос моего любимого мужчины.

— Матвей, не бросай меня!

— Ань, я жить хочу!

Из аварийного выхода люди прыгали ногами вперёд в чёрный круг. Им протягивали руки спасатели. Кого-то эвакуировали при помощи пожарной лестницы. Пожарные тушили самолёт. Из гидранта выплёскивались хлопья белой пены, пытаясь покрыть горящий самолёт слоем «снега». Недалеко от меня взывала о помощи женщина… Я не видела ее, задыхалась от дыма и с ужасом глядела на подступавшую огненную стену.

Я не знала, что в госпитале неподалёку от аэропорта уже начали работу по спасению раненых врачи и медсёстры. Врачи приступили к срочным операциям, а медсёстры раздавали обезболивающие средства. Те, кто остался в живых и не получил серьёзных повреждений, собрались в зале аэропорта. На некоторых тлела одежда. Пассажиры проклятого рейса пребывали в состоянии шока. Среди спасшихся пассажиров был и Матвей…

Но я не могла об этом знать. Я сгорела…

Но осталась жива…

Обожжено было не только моё тело. Обожжена была моя душа. В тот момент, когда пришла в сознание в ожоговой реанимации, я почувствовала, что мне не хочется жить. До моего сознания с трудом доходил факт, что, несмотря на многочисленные жертвы, я чудом спаслась. Правда, вот как — не помню. Наверное, меня успели вытащить из языков пламени спасатели.

Чудовищная мысль посетила мою раздирающуюся от дикой боли голову: «Матвей не предпринял ничего, чтобы вытащить меня из горящего самолёта». Где-то в памяти всплывали ужасные кадры, как я просила о помощи, а он крикнул, что сам хочет жить, и исчез в чёрном дыму. Вспоминая предательство близкого человека, мне хотелось кричать, биться в истерике, но не было сил, да и возможностей тоже. Я не могла ни говорить, ни выражать свои эмоции, ни шевелиться. Чувствовала себя настоящим трупом, который почему-то ещё не лишился способности мыслить.

Мне казалось, у меня нет не только кожи. У меня больше нет души. Временами представляла, что я в аду. Видела перепуганные лица врачей, которые смотрели на меня с нескрываемым удивлением и, видимо, сами не понимали, как я осталась жива. Порой я совсем не чувствовала тела, а порой оно начинало чудовищно болеть. От этой боли я сразу теряла сознание. Гортань была словно чужая, и я не могла больше произнести ни единого звука. Изо рта у меня торчала трубка, глотать было невыносимо больно.

Приходя в сознание, я постоянно думала о Матвее. Не понимала, почему он меня не ищет, ведь я ещё жива… Почему он не рядом? Сейчас я нуждалась в нём, как никогда в жизни.

Матвей… Мы поженились всего несколько дней назад и тут же полетели в свадебное путешествие на Мальдивы. Я любила Матвея всем сердцем. Любила настолько, что во время наших коротких ссор мне казалось, что я не живу, а просто погибаю. В последнее время меня вообще перестал волновать окружающий мир. Я утопала в нашей любви.

В детстве я мечтала о прекрасном принце, и когда судьба подарила мне Матвея, сразу показалось, что исполнились мои детские мечты. Я не могла представить, как можно жить без этого мужчины, без его улыбки, дыхания, без горячих и страстных поцелуев, без его сильных и тёплых рук. С каждым днём нашего знакомства я узнавала его всё больше и привязывалась к нему всё сильнее. Я поняла, как он для меня важен…

Если Матвей задерживался на работе, я не могла оторвать взгляд от часов и умирала от желания увидеть его как можно быстрее… Я никогда и никого так не любила и даже не думала, что умею так сильно любить. Мы с Матвеем прошли через многие трудности наших взаимоотношений. Иногда он делал мне больно, но я прощала.

Одному богу известно, как я боялась его потерять. Мне всегда хотелось ему подчиниться, стать для его необходимой и сделать всё, что доставит ему удовольствие. Мне хотелось отдать ему себя всю без остатка. И плевать, что на каждом углу твердят: нельзя так растворяться в мужчине, это чревато нежелательными последствиями. Я растворилась в Матвее полностью, и меня не интересовало чужое мнение на этот счёт. Даже короткая разлука наполняла моё сердце невыносимой болью. Мне казалось, что если когда-нибудь, не дай бог, Матвей исчезнет из моей жизни, я просто перестану существовать. Я любила его всей душой, до самого донышка.

Даже сейчас, когда я находилась между жизнью и смертью и была похожа на головешку, стоило подумать о Матвее, как где-то там, в низу живота, возникало знакомое чувство тепла и влаги.

Я любила Матвея и одновременно ненавидела его за то, что он бросил меня умирать. Это было слишком мучительно. Я вспоминала наши ночи любви и его клятвы: он никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах меня не бросит и, если потребуется, не раздумывая, отдаст за меня жизнь. Оказалось, это пустые слова…

В ночи любви его силы были неистощимы. Я горела, дрожала и подчинялась ему даже в постели. Я смаковала его тело, поглощая в себя каждую клеточку истомы, исходящей от него. Я чувствовала только наши тела, биение наших сердец и огромное желание быть вместе до самого последнего часа. Это было как наваждение, ничего больше не имело значения. Усталые, мокрые тела и безумно счастливые лица. Для нас изначально не существовало никаких запретов. Мы оба считали, что жизнью правит грех искушения, и с неописуемой самоотдачей отдавались бешеной гонке.