Людмила Мартова - Почти семейный детектив

Иногда Ганна уезжала в командировку по районам родной области, и эти дни становились настоящим испытанием, потому что не были наполнены ИМ. Его мыслями, его чувствами, его словами, которые она нанизывала на нитку воспоминаний как маленькие жемчужинки.

У него были свои, им придуманные словечки, которые принадлежали только им двоим. По ночам, лежа на неудобной гостиничной кровати без сна и мечтая, чтобы командировка поскорее кончилась, Ганна перебирала в уме ласковые «чунька», «лапатуська», «панна — Ганна», «папялушка», что по-белорусски означало Золушка, «мазалька», от еврейского «мазаль» — счастье.

Собирая свою коллекцию, она даже не заметила, как потух, а потом совсем угас роман со скучным, предсказуемым, ненужным ей художником, как отошли на задний план подруги и собственные интересы, еще вчера казавшиеся важными и незыблемыми.

Возвращаясь из командировок, она всегда находила не меньше трех десятков его писем, которые он отправлял, даже зная, что она уехала, что не прочтет, не ответит. Он беспокоился, не холодно ли ей, не устала ли она, смогла ли поесть вдалеке от дома. Казалось, он думал о ней всегда, и от понимания этого у нее внутри все переворачивалось. Никому и никогда она не была так нужна и важна, кроме родителей.

Между ними не было запретных тем. Они обсуждали литературу и искусство, моду и секс, отношения с детьми (впрочем, в этой теме Ганна была на тот момент несильна), политику, экономику, финансы, кулинарные рецепты, маркетинг и пиар, виндсерфинг, погоду и возможность падения Пизанской башни.

Илья не требовал фотографий, но как-то попросил описать свою внешность, и Ганна честно ответила, не приукрашивая себя ни на йоту. Невысокая, полненькая, волосы темно-русые, густые, прямые, в распущенном виде до середины спины. Лицо правильное, но ничего выдающегося, если, конечно, не считать довольно больших глаз. В общем, не уродина, но и не красавица. Среднестатистическая девушка из российского областного центра. Больше к вопросу о ее внешности они не возвращались.

В фантазиях, которые приходили к ней по ночам, она представляла себе Галицкого высоким спортивным, коротко стриженным, активно занимающимся спортом менеджером средней руки, года на три-четыре старше ее, конечно же неженатый. Не может же женатый человек по ночам писать письма своей виртуальной возлюбленной, тем более такие — то романтические, то полные скрытой страсти.

«Ты снилась мне сегодня, — писал он как-то. — Я стоял перед тобой коленопреклоненный, обхватив руками твои бедра, и целовал колени — пухлые, в ямочках. На тебе не было ничего, кроме туфель на шпильке, и я поднимался губами все выше и выше по твоей атласной коже, и проснулся от того, что больше не мог терпеть сумасшедшее желание, и вдруг оно как-то враз кончилось, и я понял, что лежу в луже, словно подросток».

Ганна чуть заметно шевелила губами, читая и перечитывая эти строки, и закрывала глаза, представляя его перед собой, и тоже ерзала в кресле от того, что нестерпимо захотела ощутить все то, о чем он писал — его губы на внутренней стороне своих бедер, его руки, обхватившие попку, его горящие от желания глаза. Ерзала и даже стонала тихонько, в надежде, что не слышат коллеги. Они и так в последнее время смотрели на нее, как на полоумную.

Ей ужасно хотелось узнать, как он все-таки выглядит, и она в очередном письме спросила об этом.

— Нет ничего проще, — ответил он. — Забей меня в «Яндекс» и посмотри.

Даже тогда она ничего не заподозрила. Открыла поисковик, вбила туда волшебное имя Илья Галицкий и уставилась в открывшиеся строчки, как коза на новые ворота.

Книгоиздатель, владелец сети книжных магазинов в России и странах СНГ, успешный ресторатор, основатель фирмы, торгующей элитным табаком, тридцатисемилетний миллионер, чуть-чуть не дотягивающий до российского списка Форбс. С многочисленных фотографий ей улыбался холеный, элегантный, не очень красивый, но уверенный в себе и жутко привлекательный мужчина, похожий то ли на тигра, то ли на гепарда. Хотя нет, он был похож на снежного барса и прекрасно знал о своем сходстве с этим редким зверем, иначе не назвал бы свое издательство «Ирбис». Он вообще все знал, и о себе, и о других, и вообще о жизни, в которой не было и не могло быть места провинциальной простушке Ганне Друбич.

Она затихла, затаилась, перестала отвечать на его письма, и он разыскал ее по рабочему телефону, потому что был настойчивым и добивался всего, что считал для себя нужным. Так впервые она услышала его голос. Чуть хрипловатый, низкий, богатый обертонами, с чуть протяжной манерой произношения.

Этим голосом он уверял ее, что ничего не случилось, и что он — такой же, как и прежде, до того, как она узнала о нем правду.

— Нет, ты не понимаешь, ты не тот, каким я тебя придумала, — отбивалась Ганна, отчаянно жалея себя. — Я общалась с каким-то другим Ильей. Потому что я не умею общаться с миллионерами.

— Ты общалась со мной, — мягко уверял он ее. — И это было любопытно, волнующе и искренне. Ты общалась с человеком, а не миллионером. И я буду крайне тебе признателен, если именно человека ты будешь видеть во мне и впредь.

Их переписка возобновилась, и теперь он советовался с ней, спрашивал ее мнение в вопросах, касающихся бизнеса, иронично рассказывал о друзьях и партнерах, с нежностью про маму, с болью про сына, который жил вдали от него после развода.

Да, теперь Ганна знала, что Галицкий разведен. Его бывшая жена жила в Питере, и он иногда ездил туда по выходным, чтобы повидать сынишку, по которому скучал.

Они переписывались в общей сложности полгода, а потом впервые встретились лицом к лицу. Ганна вынырнула из своих воспоминаний и с недоумением посмотрела на Илью, который, оказывается, что-то ей говорил.

— Что? — спросила она, растревоженная непрошеными воспоминаниями.

— Ганна, нельзя все время витать в облаках, — чуть рассерженно сказал он. — Ты меня что, совсем не слушала?

— Нет, — призналась Ганна, привычно ощутив собственное несовершенство. — Извини, Илья, я задумалась.

— Задумалась она, — проворчал он. — Ты совершенно невыносима. Бабе скоро сорок лет, а она не понимает, что недопустимо вести себя так в присутствии мужчины.

— Мне тридцать шесть, — с показным спокойствием сообщила Ганна. Все-таки Галицкий обладал потрясающей способностью выбивать ее из состояния равновесия. Талант у него такой, что ли. — Если тебе нетрудно, то повтори, что ты спросил. Впредь я постараюсь быть более внимательной.

Он не успел ей ответить, потому что их разговор прервал телефонный звонок. Илья посмотрел на экран, поморщился и сбросил звонок.

— Поклонницы одолевают? — насмешливо спросила Ганна.

— Нет, это другое. — Его совершенно не задела ее язвительность. — Одна полоумная девица из провинции решила сыграть в детектива и пытается втянуть меня в разборки с тайнами, интригами и расследованиями.