Ирина Шуппе - Приговор — месть (СИ)

Морти были достаточно влиятельной семьей, так что для многих это происшествие, хоть и вызывало сочувствие и недоумение, было прекрасной возможностью. Открыто этого, конечно же, никто не говорил, но все это прекрасно понимали. Поэтому каждый подозревал друг друга и уже задумывался, как бы это происшествие использовать в своих целях.

Лишь немногим было известно истинное положение в семье Морти, и то, что произошло, их отнюдь не радовало, ибо теперь на сцену выходило главное действующее лицо семьи, которым уже давно перестал быть глава семейства. Уже все знали о возвращении Антонии Морти, что давало еще одну тему для разговора, ибо никто с точностью не мог сказать, что на уме у этой женщины. Отлично понимая, что она начнет ответные действия, те не многие, знавшие ее, содрогались, представляя, как это отразится на них.

Но еще большее число собравшихся никогда не встречалось с Антонией Морти. Поэтому, слушая все рассказы о ней, они лишь улыбались, ибо, если верить последним слухам, она уже несколько лет увлекалась тем, что занималась исследовательской работой в джунглях. Ну, чем она может нарушить устоявшиеся порядки? Все они были уверены, что она и вернулась то лишь из-за того, что являлась единственной уцелевшей в этой истории представительницей своего рода. Уверены, что она передаст управление правой руке своего отца — Густаво Саресу.

Возможно, именно поэтому большинство прекратило свои разговоры, когда в дверях появилась облаченная во все черное брюнетка. Прекрасная как ночь и жестокая как самая разрушительная стихия, как сказал кто-то, из знающих ее. Но даже они были поражены, ибо с последней их встречи двадцати пяти летняя принцесса семьи Морти превратилась в сногсшибательную королеву: ее фигура еще более округлилась, кожа приобрела прекрасный золотистый оттенок, а глаза, давно поражавшие своей зеленью, сейчас казались еще зеленее.

— Давненько тебя не было видно.

Антония повернулась на голос и наткнулась на улыбающееся лицо Майкла Лоренсо (когда-то они вместе учились).

— Здравствуй, Майкл.

— Я знаю о том, что случилось с твоей семьей. Прими мои искренние соболезнования.

— Спасибо.

Тони слегка улыбнулась, хотя эта улыбка и была слегка натянутой — все-таки ей не очень нравилось то, как были сказаны им эти стандартные слова, как будто у нее погибла вся семья, а не только отец.

— Тебе должно быть сейчас очень тяжело.

— Антония сильная, она все переживет.

Оба одновременно обернулись на голос. Перед ними стоял, как всегда хмурый, Густаво Сарес.

— Что-то долго тебя не было видно, Густаво.

— На то были свои причины. — Густаво повернулся к Тони. — Нам нужно поговорить.

— Позже. Сейчас я хочу поприветствовать старых друзей, и познакомится с теми, кого еще не знаю.

— О, тогда я тебе буду просто необходим. Пойдем.

Майкл взял Антонию под руку, и они двинулись вглубь «веселой» толпы. Им вслед был устремлен раздраженный взгляд серых глаз Густаво…

…Этого не может быть. Это не может быть он. Кто угодно, но не он. Ведь он погиб и тому есть несколько свидетелей, в том числе и она. Но вот он стоит перед ней. Тоже лицо, та же улыбка, те же… хотя нет, не те глаза. Эти глаза карие…

— Тони, позволь представить тебе Доминика Сантеру. Ди, это Антония Морти.

— Здравствуйте.

Доминик пожал руку стоявшей напротив него женщины. О, что это была за женщина! При одном взгляде на такую, захватывает дух. До него доходили слухи о том, что старшая дочь старого Морти прекрасна. Но все эти слухи меркли в сравнении с оригиналом. Он в жизни не видел таких зеленых глаз, цвет которых колебался между изумрудом, малахитом и яркой весенней травой. Эти глаза завораживали. Уже сейчас, стоя посреди нескольких сотен человек, он начинал понимать, что не успокоится, пока не заполучит эту женщину. Уже сейчас он начинал глушить в себе голос своей совести.

Антония же смотрела на него с все возрастающим гневом. Ей весьма не нравился его взгляд. Она слишком хорошо знала, что он означает.

— Вы никак не связанны с Луи Сантерой из Милана?

— Он приходится мне дядей.

— Правда? И как же поживает Луи? Признаться, давно с ним не виделась.

Губы Доминика дрогнули в понимающей улыбке.

— Думаю, у него все по-прежнему. — И не дав ей сказать ни слова, добавил. — И он по-прежнему мертв.

— Сочувствую.

— Я в этом не уверен. Многие были рады смерти Луи.

— Только его враги, не друзья.

— А они у него были?

Оба улыбнулись. Да, что-что, а друзей у Луи Сантеры не было.

— Сложные натуры требуют особого подхода. Просто некому было искать этот подход.

— Возможно, вы правы.

— Вы надолго в Чикаго?

О, ему просто необходимо быть в Чикаго. Слишком много всего должно произойти. Слишком много всего изменится.

— А вы?

Тони улыбнулась.

— Возможно, навсегда, а возможно, уже завтра уеду. Жизнь непостоянна и быстротечна. Ну, а теперь простите меня джентльмены, мне нужно идти.

Филипп Мореско был широко известен во всем Чикаго и не только. Еще шестьдесят лет назад, когда о самом Филиппе никто и не думал (тогда еще его отец ходил пешком под стол), о семье Мореско думали многие.

Эта семья отличалась от ей подобных, разбросанных по всему городу, тем, что всегда действовала слаженно. Даже в самих непредсказуемых ситуациях, и когда пятьдесят лет назад для всех семей наступили тяжелые времена, семья Мореско была одной из немногих, оставшихся на плаву.

Сейчас, когда среди семей снова возникли трудности, а ФБР стало совать свой длинный нос, куда не нужно, эта семья обрела еще большее уважение. Ибо никто не мог так же мастерски обходить ловушки ФБР, как она.

Но не многие знали о том, что существует один человек, не принадлежащий к этой семье, который, в частности и помогает ей избегать всех этих ловушек. Но, об этом человеке знал Филипп Мореско.

— Здравствуйте, Филипп.

Филипп медленно обернулся на голос — он всегда действовал с раздражающей медленностью, повергая врагов в ярость, а друзей в восхищенный шок. Так что многие были удивленны, когда Филипп немедленно улыбнулся представшей перед ним женщине, и уже через мгновение заключил ее в свои медвежьи объятия.

— Моя крошка… Господи, как же я рад тебя видеть.

Антония засмеялась — таков Филипп, которого знала она. С детских лет она была для него почти что дочерью. Однажды она даже спросила у него, не он ли ее отец. Тогда Филипп точно так же рассмеялся и сказал, что очень этого хотел бы.

Похоже, они вспомнили об одном и том же, поскольку Филипп немного смущенно разжал объятия.

— Ох, должно быть я старею.

Прошептал он так, чтобы только она смогла услышать.

— Нам нужно поговорить, Филипп.