Кристен Эшли - Загадочный мужчина (ЛП)

— Малыш, — рыдала я и передо мной стали проплывать фотографии нас двоих, которые я поставила в рамочки. — О Боже, малыш, — прошептала я, пока мои плечи тяжело тряслись от рыданий.

Вдруг распахнулась пассажирская дверь рядом с водительским креслом, я вздрогнула всем телом и повернула голову, сквозь слезы ошеломленно, как в замедленной съемке, я увидела Джинджер, которая запрыгнула на сидение рядом со мной.

— Как? — выдохнула я.

— Гони! — закричала она.

— Что? – шокировано переспросила я.

— Гони, сука, давай! — завопила она.

Я моргнула, выпрямилась, повернула ключ в зажигании и рванула с обочины.

— Не мое шоу, Гвенни, но эти туфли отпадные, — сказала Джинджер с полным ртом Чикагского хот-дога с горчицей, венской говядиной с острым сыром из Mustard’s Last Stand.

Хот-доги из Mustard’s Last Stand всегда были любимым блюдом Джинджер, и это было первое место, в которое она захотела заглянуть после побега из тайной квартиры ФБР, когда оказалась в моем автомобиле, хотя я уже была явно на грани психического расстройства. Поэтому я направилась на бульвар Юниверсите, купила ей хот-дог с сыром, а потом поехала к автостоянке на бульваре Колорадо, чтобы она могла его спокойно съесть. Джинджер постоянно оглядывалась и проверяла нет ли за нами хвоста, но все было спокойно… хвоста не было.

Я подумала, что она бы точно его заметила, по крайней мере, это было облегчением.

В одной руке она держала свой хот-дог, в другой — фотографию, где была изображена я и Хок, и внимательно ее изучала.

— Джинджер, нам нужен план, — сказала я ей. — И мне кажется, что лучший план – отвезти тебя прямо в полицейский участок. Ты скажешь, что тебе безумно хотелось хот-дога из Mustard’s, я случайно оказалась поблизости, борясь со своим нервным стрессом.

Ее взгляд скользнул по мне, и она спросила с набитым ртом:

— Ты сбрендила?

Ладно, понятно же, что выбора не было.

— Как насчет того, что я дам тебе свою машину и немного денег, мы поедем ко мне домой, я снабжу тебя своей одеждой, а потом ты уедешь в Канаду, — предложила я.

— Гвен, твою одежду ..., — она замолчала и покачала головой.

— Хорошо, тогда мы отправимся в ближайший байкерский магазин, детка, или магазин для стриптизерш и купим тебе одежду.

Она зыркнула на меня и заявила:

— В Канаде холодно.

— Здесь тоже бывает холодно, — напомнила я ей.

— Да, несколько месяцев, а там холодно все время.

— На самом деле, это не так.

— Там слишком холодно.

— Не совсем так.

— Я не поеду в Канаду, — отрезала она, откусил хот-дог и, засунув фотографию в мою сумку.

— По аккуратней с моим полароидом! — закричала я, схватив фотографию, проверяя не согнула ли она ее и не поцарапала. Я вытащила, внимательно осмотрела фото, глубоко вздохнула через нос, убедившись, что все нормально, а потом посмотрела на другую, на которой смеялся Хок.

Мать твою.

— Гвенни, — прошептала Джинджер, я аккуратно, боясь повредить, положила фотографии в сумочку и только тогда взглянула на нее.

— Как насчет отправиться к папе? Папа всегда знает, что делать.

— Я не могу пойти к родителям. Я не должна быть здесь, с тобой, а они уже не молоды. Это дерьмо должно остаться между нами. Оно не должно затронуть их.

Вау. Кажется, Джинджер не зря провела свое время на тайной квартире, она изменилась.

Интересно.

— Мы пойдем к Тэку, — заявила она, и я во все глаза уставилась на нее.

— Джинджер, дорогая, ненавижу тебе напоминать, но ты должна байкерскому клубу «Хаос» два миллиона долларов.

— Да, ну, моими партнерами в этом деле были Фреш и Скиит, но они оказались таким тупыми ослами, что даже не смогли тебя похитить, они просто были не способны проделать это дерьмо. Было жаркое время. Тэк и его парни были повсюду. Мы не могли ничего предпринять, пока у них не спадет зщапал, я имею ввиду те, автомобили и байки, которые они делали по специальным заказам, пока они не разобрались со всем этим дерьмом. Это всплыло и было бы все возвращено, никто не знал, что произошло, и они облажались. У Фреша и Скиита количество клеток мозга — ноль, ни один из них не смог открыть сейф, хотя они сказали мне, что у них есть мозги, чтобы открыть сейф. Я не знала , как открывать сейф, и как разобраться со всем этим дерьмом, но я сделала кое-что, мне удалось перевести эти деньги на счета Эванс, сестры Скиита.

Это, однозначно, было хорошей новостью.

— Это хорошая новость, — сказал я ей.

Она запихнула в рот последний кусок хот-дога, смяла испачканную бумажную упаковку, воспользовалась салфетками и снова заговорила с набитым ртом:

— Я называю тебе координаты, ты звонишь Тэку, он присылает своих парней, они проверяют это дерьмо, и вывод — мои отношения с Тэком в ажуре. Потом мы встречаемся с ним, и ты пишешь смс-ку Рорку. И ты сообщаешь им, что Тек их просто вырубит, — я глубоко вздохнула, потом сглотнула, но прежде чем успела что-либо сказать, Джинджер продолжила говорить:

— Если он сможет забрать меня к себе, после того как вырубит, будет просто отлично. Если он не может..., — она замолчала и пожала плечами.

Я уставилась на нее и спросила:

— Ты спятила?

— Нет, не спятила, Гвен. Ты не должна попасться в поле зрения Рорка.

— Ты тоже! — выстрелила я в ответ, она дернулась в мою сторону.

— Звони Тэку, пусть настроит интернет, — приказала она.

— Нет, Джинджер, мне больше нравится идея с Канадой, — ответила я. — Если ты не готова отправить в полицейский участок, то нам следует изучить план с Канадой.

— Сука, у них твой парень, — напомнила она мне, и у меня опять стало жечь горло, а слезы полились из глаз.

— Я знаю, — прошептала я, — но они не получат тебя.

— Ты забыла, что у них твой любовник, — повторила она.

— Хватит, Джинджер, я знаю это, ладно? Они не смогут добраться до тебя.

Она выхватила из моей сумочки фотографию поларойда и поднесла к моему лицу.

— Гвен, твою мать, у них…

Я вырвала фотографию и истерически закричала на нее:

— Я знаю!

И зажмурилась, отвернувшись к окну.

Джинджер молчала, пока я все еще боролась со слезами.

Потом я услышала ее шепот:

— Гвенни, позвони Тэку.

— Нет, — прошептала я в ответ.

Затем она сделала то, чего не делала уже очень давно. Я даже забыла, что это была ее привычка, по крайней мере, когда она была маленькой. Она всего лишь выражала таким образом свою сестринскую любовь ко мне.

Я вдруг почувствовала, как ее рука обвилась вокруг моей шеи, она уперлась лбом в голову и начала петь глупую, бессмысленную песню, которую сочинила, когда ей было всего лишь три года,

— Гвенни, Гвенни, хенни, фэнни, Гвенни, Гвенни, ленни, бенни, люблю свою сестренку... Гвенни.