Татьяна Устинова - Мой генерал

– Свят, свят, – перекрестилась бабуся Логвинова, – батюшка Ферапонт всуе не велит упоминать…

– Кого, бабуся? – весело спросила Вероника.

– Да ея… С косой-то которая!

– Вадим не падал с лошади просто так, – неожиданно бухнул Тучков Четвертый. – Из кустов в лошадь выстрелили вот этой железкой. – Он помахал перед собравшимися острой спицей, которая нестерпимо сверкнула на солнце – раз и еще раз.

– Е-мое, – сказал Павлик отчетливо.

– Вот именно, – согласился Федор.

– А… при чем тут Вадим? – растерянно спросила Вероника. – Разве дело не в утопленнике, которого нашла Марина?

Федор покосился на Веронику:

– Пока нет, не в нем. Пока дело в том, что Вадим тоже был убит. Вчера я думал, что из трубки дунули, а сегодня думаю, что из детского арбалета выстрелили. Тут этих арбалетов продается – на каждом шагу. С резиновыми стрелами. Видели?

– Федор Федорович, немедленно прекратите нас расстраивать! – Это, конечно, Элеонора Яковлевна.

– Разве я расстраиваю? – удивился Федор. – Все еще впереди. Странный способ убийства, странное оружие, все очень странное. Но наш убийца тоже человек… странный.

– Ну кто, кто?

– Вероника!

– Дед, ну что такое? Что он все тянет и тянет, я больше не могу!

– Дело в том, что у нас перед глазами было не только убийство, но и еще некоторым образом…

– Что?!

– Вероника!

– Любовный роман, – договорил Тучков быстро, – вернее, даже два. Нет, три.

– Три романа? – бодро удивилась Юля.

– Один из них окончился трагически. Вадим погиб, и Галя пока… не в себе.

– Его лошадка сбросила, – пробормотала бабуся Логвинова, опять устраиваясь подремать. Глаза у нее закрывались. – Он на лошадке, а она, стало быть, его… товокнула… норовистая, видать, лошадка…

– А какие еще… романы?

Федор Тучков вздохнул с тоской и посмотрел на Марину.

Как она его понимала!

– Есть еще Вероника и Павлик Лазарев и Геннадий Иванович с Оленькой.

Стало так тихо, что показалось, будто мальчишки со своим мячом ворвались прямо в директорский кабинет.

– Димон, держи!! Димон!! Да он не вратарь, а Филимонов, блин!

– Сыночек? – тихим голосом спросила Валентина Васильна. – Ты что? С этой кошкой драной… встречаешься? Дед Генрих Янович крякнул, сорвал очки и швырнул на стол.

– Я говорил тебе, – сказал он внучке с сильным акцентом, – что из этого ничего, кроме сраму, не выйдет. Я же говорил тебе!

– А мне все равно! – вдруг крикнула Вероника. – Я его люблю!

– Любит она, видите ли! – фыркнул дед и повернулся к Марине. – Видите, что себе в голову вбила! Любовь у нее! Верите ли, специально из Москвы увез, думал, хоть отойдет здесь, так он за ней приехал!

– Павлик, – простонала Валентина Васильна, – мальчик! Дак ты… за ней?! За кошкой драной?! Ты не к маме приехал?!

– Паша, скажи ей! – закричала Вероника и заплакала. – Ну, скажи ты ей! Ну, Паша!

– Чего говорить-то? – хмуро спросил тот и зашевелил своими складками. – И так все ясно. Мы с ней поженимся, и вы тут что хотите делайте. Прости, мамань. И вы тоже, дедушка.

– Да какая она тебе пара, сыночек?! Ни в огороде, ни в хозяйстве ведь ничего! Только денежки твои профукает, да еще небось и не родит!

– Мам, – сказал Павлик негромко, – ты помолчи пока. Ты мне все потом скажешь, а я послушаю. Один. Договорились?

Странное дело, но мать утихла. Рот у нее самопроизвольно открывался некоторое время, а потом она повалилась на диван и толстыми пальцами взялась за щеки – лак на ногтях почти облез.

– А че? – прошамкала бабуся Логвинова. – Чай плохо? Дело молодое, пущай их себе…

Вероника всхлипывала.

– Дед, мы встречаемся уже два года! Два! Дед, ну я же не безмозглая дура, чтобы ничего не понимать! Ну почему ты совсем, совсем!

Марина была так поражена, что не могла даже ни о чем спросить своего генерала.

Вероника и Павлик?! Господи Иисусе! Куда там старику Шекспиру с его итальянскими семьями, когда тут Павлик с Вероникой!

– Разговор, который мы подслушали с Мариной, – начал Тучков Четвертый, – как раз больше всего подходил под разговор влюбленных, которые встречаются… тайно. Я потом запутался немного, но путался недолго. Я хотел, чтобы Марина мне помогла выяснить кое-что. Я думал, что она поговорит с Вероникой, и… Она помогла мне, но в разговорах уже не было необходимости. Так вот. На корт вчера Вероника пришла в мокрых кроссовках и зачем-то три раза повторила нам, что только что встала с постели, хотя никому из нас не было дела до того, когда она встала. Тем не менее она повторяла. Как я понимаю, для того чтобы все запомнили и при случае подтвердили Генриху Яновичу, что она никуда не отлучалась и на площадку пришла прямо из номера. А она ходила на свидание. Верно?

Вероника кивнула и покосилась на своего деда. Тот сидел очень прямо и барабанил пальцами по столу.

Марина почему-то вспомнила свою мать.

Да. Все это очень нелегко. Нелегко.

Даже таким молодым нелегко.

– Потом Марина слышала, как они ссорились с дедом, и Вероника кричала что-то о том, что умрет, но я никак не предполагал, что она может умереть от любви… к Павлику.

– Так ведь никто не предполагал, – язвительно вставил Генрих Янович и пронзительно посмотрел на преступницу. Преступница вдруг ему улыбнулась дрожащей улыбкой. Дед величественно отвернулся.

А может, и обойдется, кто их знает? Может, у них и вправду… любовь?

– Потом была игра с телефоном, который не звонил, – все для деда, чтобы он ничего не заподозрил. Вы ведь пообещали ему, что больше не станете видеться с Павликом, да? И разыграли сценку с неведомым московским приятелем, которого называли дусей и объяснялись в любви. Правильно?

Вероника кивнула.

– Господи, какой разврат! – пробормотала Элеонора Яковлевна, содрогнулась и погладила Оленьку по плечу. – До чего могут дойти эти молодые!

– Я пообещала, потому что дед сказал, что я его сведу в могилу. А Пашке я сказала, что попробую все же его уговорить. Ну вот. А дед никак не уговаривался. Я тогда Пашке записку написала, чтобы он уезжал, и под дверь сунула.

– Я знаю.

– Откуда? – поразилась Вероника и вытерла слезы. – Никого же не было в коридоре!

В коридоре не было, подумала Марина быстро. Зато на балконе оказалось полно народу.

– Я не знала, что он приедет, – объяснила Вероника, – я его просила не приезжать. А он заявил, что такой подходящий случай всем все открыть – и деду, и его… маме. Он сказал – ты потом ни за что не решишься. Давай сейчас. А я боялась очень. Я хотела, чтобы он уехал.

– Да что мы?! Разбойники с большой дороги, что ли? – вдруг пронзительно вопросила Валентина Васильна и высморкалась в носовой платок в крупную синюю клетку. – Мы что, своим детям враги, что ли? Боялась она! Подумаешь, трусиха какая! Нужен тебе мужик, так и стой на своем, никому не отдавай! А то боится она! Волков бояться, в лес не ходить!