Анастасия Машкова - Поющая в репейнике

– Ради стенки?!

– Ради жизни! – рявкает Блинова. – Новое пространство, взгляд на мир и эти… – Блинова трясет рукой, ища поддержки у Утки.

– Вибрации, Ната. Или энергии, – подсказывает Елена Стефановна.

– Да, они самые, – выдыхает Наталья Петровна, одергивая рыжий пуловер.

Видно, время с переездом поджимает, а вопрос с лишней стенкой никак у нее не решается.

– В Интернете сотни предложений по перевозкам. Вопрос пяти минут, – подает голос из-под пальмы Ритуся.

– Это мы и без догадливых знаем. А вы, Маргарита, зря больничный не взяли – плохо выглядите, – замечает ехидна Блинова и распахивает холодильник.

Рита открывает рот, чтобы парировать выпад противной тетки, но вздрагивает и смотрит на мобильный, лежащий перед ней. Неужели он звонит? Наконец-то…

– Да?! – Рита хватает трубку и выбегает из бухгалтерии.

Маня пытается ее догнать, но Кашина словно сквозь землю проваливается.

Когда она появляется в комнатушке и усаживается за компьютер, ни единой эмоции невозможно прочесть на ее лице.

– Что, Рита? Что?! – допытывается Голубцова, подходя к подруге.

– Ничего. Это один не стоящий внимания дурак звонил. Забудь. Все не то.

Маргарита горько усмехается и отворачивается от Мани, с которой явно не хочет откровенничать.

– Рит, но вечером все остается в силе? Ты приедешь ко мне?

– Это даже не обсуждается. Если… если ты, конечно, по-прежнему готова быть со мной заодно.

Бездонные глаза Риты горят и вызовом, и мольбой.

Ей снова приходится доверяться чужим людям, а не действовать и принимать решения самой. Чертов Супин позвонил и распорядился, видите ли, чтобы она после работы ехала домой, оставила машину у подъезда и, выдержав паузу и замаскировавшись (как он себе это представляет, интересно? – паранджу, что ли, напялить?!), ехала на метро к Голубцовой. Все в целях ее, Риты, безопасности. Впрочем, в здравомыслии ему не откажешь. Кашин и слежку за женой может устроить. А вот Маню пугать нечего.

Рита пожимает ладонь Голубцовой, пытается вымученно улыбнуться.

– Всё шушукаются, будто очень нам их разговоры интересны, да, Еленушка? – нарочито басит Блинова, выглядывая из-за монитора.

– Да что уж там, Ната. Пусть уж. А ты подумай-ка лучше, чем пальму нашу удобрить. Что-то она совсем хиленькая стала, – откликается Утинская.

– Конечно, затухнешь тут, в нынешних… вибрациях! Тьфу ты, слово все-таки, Стефанна, неприличное какое-то. Кто вибрирует? Зачем? Просто тьфу, и все!

Блинова отплевывается, ворчит, пыхтит и осуждающе смотрит на Утку, которая принимается щебетать по телефону с Бобочкой.

В кухоньке тети Али царит уныние. За столом сидят четверо: хозяйка, Трофим, Маня и Рита. Суп остывает в тарелках, часы бухают в зловещей тишине, Аля вздыхает, косясь на холодильник, где морозится попусту водка.

Одиннадцатый час вечера, а Полкана все еще нет. И телефон его выключен.

– Ну что, еще раз позвоним? – спрашивает Маня у Трофима.

Все взоры обращаются к мужчине, который становится, похоже, негласным лидером и от которого растерянные женщины ждут окончательного слова.

– Тщетно. И время не оставляет нам выбора. Дезертира сбрасываем со счетов.

Седов пружинисто поднимается. Он сосредоточен и значителен. Меланхолии во взоре как не бывало. Рыхлые щеки пышут решительностью.

– К сожалению, машину мне в Алином дворе не развернуть. Так что завтра, как и договаривались, я жду вас на перекрестке. Увы, придется вам пользоваться услугами такси. Это плохо. Но лучше, чем «ауди» Ритину светить. Это она права.

Звонок в дверь заставляет всех вздрогнуть.

– Супин! – кидается ко входу Маня. – Так что, таксисты, может, и не понадобятся! Полкан не бросит нас!

– Свежо предание, – мрачнеет Трофим.

В квартиру вваливается главбух. Не входит, не вплывает, не перешагивает порог. Вваливается! Он с трудом держится на ногах, близоруко щурится по причине отсутствия на лице очков, залихватски улыбается и держит на вытянутой руке ворох желтых тюльпанов.

– Мария, я категоти… категорически вас приветствую! – трясет поникшими цветиками Полкан.

– Павел Иванович! Да где же это вы так… назюзюлились? – растерянно хмыкает Маня, беря у Супина цветы.

Тетя Аля шепчет племяннику в ухо:

– Вот видишь, позволил себе человек. Нормальный, значит. Негодяй бы не позволил. Какой ласточка-то…

Тетя Аля улыбается, принимает букет у Мани. Трофим же натягивает свитер, не только не желая порхать вокруг ненадежной «ласточки», но даже находиться с ней в одной кухне.

Лишь Рита с недоумением и болью смотрит на происходящее.

– Спасение утопающих, как вы догадываетесь… – Полкан пытается стянуть ботинки, но это у него не получается, и он валится на пуфик. Маня, хохоча, помогает шефу разуться.

– Спасение, – назидает Супин, тыча длинным пальцем, – в наших руках. Вот он – Бэтмен большого пути! – вскидывает руку в сторону Трофима главбух. – Завтра мы полетим с плащом и маской в сторону черных захватчиков, чтобы вырвать… и все!

Павел Иванович в изнеможении откидывается.

– Спасибо, Голубцова. Вы чудно добры. И кудри вам к лицу. Философ совершенно прав. Жизнь – треугольная штука, черт возьми!

– Ну ладно, Павел Иванович, пойдемте ужинать и отдыхать, – пытается подставить плечо Полкану Маня.

С ее помощью Супин встает и движется в сторону кухни.

Трофим становится монументальной преградой на их пути.

– Тосик, ну что ты, в самом деле? – возмущается Маня.

– Я все сказал. Маргарита поняла. Буду ждать в семь ноль-ноль на условленном месте. Надеюсь, без неожиданных сюрпризов, – Седов выпячивает подбородок в сторону соперника и, притиснув его с силой к стенке, проходит в коридор.

– Тосик, останься! Куда же ты? – лепечет тетя Аля.

– Я – спать. Утро предстоит сложное, – гордо обрушивает себе на голову шапку-ушанку Трофим и, запахнув пуховик на манер Бэтмановского плаща, удаляется из квартиры.

– Я снова все сделал не так? – смотрит растерянно на Маню Полкан.

– Все так, Павел Иванович.

Маня отводит глаза от близкого и доверчивого лица шефа. От него пахнет хорошим коньяком, сигаретами, одеколоном. Пряным, дурманящим.

«Господи, я ног не чувствую. И вспотеть только не хватало», – проносится в Маниной смятенной голове.

Но, слава Богу, Супин усаживается на стул и хватается за ложку.

– Ни черта не ел! Только пил… О, какое счастье – горячее!

Он говорит что-то еще, прихлебывая и глотая. Слов женщины не разбирают. Они, как зачарованные, смотрят на него, одинаково подперев руками щеки. Три девицы у стола.

Первой спохватывается тетя Аля.

– Добавочки, конечно! – она подливает Полкану супа и снова подпирает щеку.

– Простите меня. Расклеился что-то… Но завтра, в семь ноль-ноль… Так ведь? В семь? Я готов. Решительно готов. И незачем было размазывать меня по стенке. Да!