Алла Полянская - Часовой механизм любви

Ну, конечно, как он мог подумать, что мать остановит поставленный в черный список номер, но попытаться-то стоило. Хотя он отлично знает: когда матери что-то нужно, она всегда найдет, как это осуществить. Вот и новый номер себе нашла, суток не прошло. Интересно, как это у нее получается?

– Я стою у двери твоей квартиры, открой.

– Я вообще-то не дома.

– Ну, так немедленно приезжай, мне надо с тобой серьезно поговорить.

В этом она вся – весь мир вращается вокруг ее хотелок. Хочет она, чтоб он все бросил немедленно и бежал на зов, потому что ей надо поговорить. Она уже все решила, и ты хоть тресни, но выполняй.

– Я в гостях у друзей, у меня свои планы на выходные, и я не собираюсь возвращаться домой, по крайней мере, до понедельника.

– Но…

– Мама, если ты хочешь поговорить – говори, я тебя отлично слышу. Просто не понимаю, о чем нам беседовать.

– Егор, уже ночь, ты же не заставишь меня стоять на улице?

– Ты можешь уехать домой. Я не просил тебя приезжать. Мало того: я неоднократно говорил, что не желаю тебя видеть, я не понимаю, что нам с тобой еще обсуждать. Хотя значение имеют только твои желания, как обычно.

– Егор, как ты…

– Ну, да, старая песня – как я смею, я без тебя никто, вы дали мне все, а я… Мама, больше я на это не ведусь. Живите своей жизнью, а я буду жить своей.

– Полина вчера родила.

– Я рад за нее. И ты из-за этого потратила сутки на поиски моего нового адреса? Упорство, достойное лучшего применения.

– Ты должен вернуться.

– Да почему? Вы что там с отцом, совсем связь с реальностью потеряли от ощущения собственного величия? Полина прижила ребенка с тренером по фитнесу, а растить его должен почему-то я, при этом делать вид, что все прекрасно. Нет, мама, я не считаю, что это прекрасно, когда жена рожает ребенка от какого-то левого мужика, убеждая меня, что так и должно быть. Я не настолько светский человек, чтобы подобное положение дел меня устроило, и никогда не стану таким. Вам с отцом стыдно, что друзья скажут на этот счет? А больше вас ничего не смущает в данном раскладе? Мама, мне все равно, что скажут ваши друзья – они ваши, вот вы и разбирайтесь с ними, я-то здесь при чем? А мои друзья меня полностью поддерживают в этом вопросе.

– Ты не понимаешь. – Егор неожиданно услышал в голосе матери просящие нотки. – Нам с папой сложно управляться на фирме. Мы хотели поехать отдыхать, а папа не может бросить дело, мы пока не нашли подходящего человека. Мы готовы повысить тебе оклад и заплатить за прошлый период, если ты вернешься.

– Ну, конечно. – Егор ощутил невероятную усталость. Она так ничего и не поняла, хотя он не ожидал, что поймет, просто где-то в глубине души надеялся. – Конечно, я вернусь, когда рак свистнет. Все, езжай домой, я не чувствую себя виноватым. Все, что ты делала и делаешь – твой собственный выбор, ты научила меня уважать твой выбор больше, чем свой собственный, его-то ты меня постаралась вообще лишить, не так ли? Ты выбирала мне одежду, школу, институт, круг общения, сотрудников, жену, даже ребенка ты хотела для меня выбрать. Но этого больше не будет, привыкай. Кстати, с праздником тебя, мама.

Егор никогда и в мыслях не смел произнести все, что сейчас произнес. Но его вдруг словно обуял какой-то невероятный кураж, и он почувствовал, что свободен. Да, мать не отпустит его без боя, но теперь он знает, что у него есть выбор. Глупо винить в своих бедах родителей, ведь этот выбор был всегда.

Хотя, конечно, в детстве… Но детство давно прошло. И сейчас он – взрослый, почти сорокалетний мужик, который собаку съел в своей работе, но ни хрена не понимает в том, что называется жизнью, в отношениях, потому что единственные отношения, которым его учили, – это подчинение безоговорочное. Но он намерен построить что-то другое, он уже начинает строить. И останавливаться не собирается.

Егор спрятал сотовый в карман и посмотрел за стекло. Шатохина разговаривала с врачом, а Федор держал за руку девушку, и было понятно, как больно ему от осознания того, что он не может ее дозваться оттуда, куда она спряталась от мира, поступившего с ней столь ужасно.

Врач вышел из палаты и заспешил по коридору, Шатохина с Федором что-то говорили Вере. Егор ощущал себя словно зритель в театре, только это был не спектакль, у Инны залегли тени под глазами, а взгляд Федора стал измученным и потухшим.

– Едем домой.

Голос Шатохиной был какой-то неживой, и Егор молча пошел за ней и Федором, холодный воздух охватил их, Инна подставила лицо снежинкам.

– Федь, а если мы Патрика к ней привезем?

– Патрика? – Федор вскинул брови. – Ин, врачи – там все-таки больница – не разрешат…

– Разрешат. – Инна вздохнула. – Я Олеговича уломаю, он разрешит. Я читала в Интернете, что к таким больным за границей специально котят приносят, в следующий раз я с Олеговичем перетру вопрос, и притащим Патрика. Мы его в домик посадим, а выпустим уже в палате, никто и знать не будет, вдруг это поможет?

– Что ж, давай хоть Патрика. – Федор вздохнул. – Может, действительно она к нему выйдет скорее, чем к нам.

– Да сто пудов выйдет. Патрик, он такой…

Егор сел за руль, Инна без возражений села на пассажирское сиденье, Федор занял место за ней. Егор вырулил со стоянки, аккуратно проехал мимо припаркованных автомобилей, свет фонаря осветил салон, и Егор увидел, что Инна плачет. Слезы катились из ее глаз, а лицо застыло как маска. И от этого ее беззвучного плача стало еще хуже, очень тяжело видеть, как плачет сильная женщина. И горе у нее такое, что дотерпеть до дома, чтобы где-то спрятаться со своими слезами, она не в состоянии.

– Ин, не надо.

Федор положил ей руку на плечо.

Они давно вместе, горе сплотило их, породнило, они чувствуют друг друга.

– Я ничего такого…

– Ври больше. – Федор гладит ее плечо. – Ин, вот увидишь, Вера вернется. Пусть не завтра, когда вишни зацветут, тогда и вернется. Как раз весной. Мы ей Патрика будем привозить, он ее вытащит к нам, он и мертвого поднимет, если ему что-то надо, а тут…

Федор осекся и замолчал, Инна погладила его руку на своем плече.

– Ничего, Феденька, родной, мы с тобой сдюжим.

В доме она сбросила шубку и сапожки и пошла в гостиную, Патрик скользнул за ней. Егор и Федор переглянулись.

– Пойду, на ужин что-то соображу. Не ходи к ней, пусть успокоится. – Федор подобрал с пола Инину шубу. – Всегда так: прибежит, одежду расшвыряет…

Из гостиной зазвучал рояль – нежные звуки «Аве Мария» Шуберта словно говорили: просите – и обрящете, и Егор понял, что это она общается с тем, кого признает Творцом.

– Инка неверующая. Но песню эту иногда играет, хотя лучше б что-то другое играла. – Реутов хмуро посмотрел на Егора. – Плакала?

– Да.

– Идем, разговор есть.