Алла Полянская - Часовой механизм любви

– Ты и сейчас заноза в заднице. – Егор осторожно покосился на Инну. – Иногда я тебя боюсь, честное слово.

– Правильно делаешь. Я иногда тоже себя боюсь. – Инна снова отпила вина и поставила бокал на пол. – В общем, папа не стал давить на меня, просил подумать, а я не хотела ни о чем думать, у меня в голове уже был план, и моя родня в него не вписывалась. И вот представь: утро, все грузят в машину вещи, выходит из детской Лина и говорит: у Верочки ветрянка. Никита ветрянкой болел маленьким, ему ничего, но Верочку никуда везти нельзя, и Славку с Никитой она одних отпустить не может. И я, как примерная дочь и сестра, говорю: езжайте, я останусь с Верочкой. Понимаешь, мне за ночь перехотелось ехать на Казантип. Представила себе палатки, отсутствие удобств и прочее, и не на день-два, а на неделю, а то и полторы – в общем, расхотелось. Но и отказаться гордость не позволяла, а потому я решила изобразить жертвенность. Говорю: езжайте, а я ее к вам через неделю привезу. Ветрянка за неделю проходит. Я же видела, что Линка чуть не плачет – они этой поездки так ждали, Никита зимой болел пневмонией, ему море было показано, сняли на два месяца домик, а тут такое! Ну, и я – вся в белом, понимаешь, – примерная дочь и сестра, и вообще гордость семьи. Ссоры забыты, все довольны, и для приятелей отмазка железная. А еще мне очень нравилось с Верочкой возиться, она такая милая была, славная, как куколка – глазки темные, светлые кудряшки, я ее обожала до ужаса.

– И они поехали?

– Да. А мы с Верочкой остались. Ну, только мы и остались в итоге.

Инна откинулась в кресле, уставившись невидящим взглядом в пустоту.

– Что… что там случилось?

– Пьяный водитель грузовика. Банально, вот что обидно, глупо и банально – пьяный маргинал, севший за руль. И машина у папы перегружена была – они же хотели, чтобы Линка с детьми и Славиком в моей ехали, Славка не водил, у него фобия была, Лина тоже, она такая была… барышня… Какое там вождение. Ну, и уселись все в одну машину, еще вещи. А тут этот алкаш. Наша перегруженная машина сразу не затормозила, ну и… всех в кашу.

– А водитель что?

– А ничего. Ну, дали десять лет, кому от этого стало легче, это их вернет, что ли? Нельзя исправить смерть, понимаешь?

– Да.

Она встала у окна, вглядываясь в темноту, Патрик замер рядом, как статуя.

– Ин…

– Когда мне сообщили, я думала, это чья-то злая шутка. Я нашим позвонила, сказала, что не еду, подумала – они звонят и хотят меня разыграть. Потом поняла, что нет, звонят из морга, спрашивают что-то… Я просто хотела, чтобы они замолчали. Мне казалось – вот заткнется эта тетка в трубке, и все станет как было.

– Это шок, Инна.

– Наверное, шок. А у меня Верочка на руках, и как ей объяснить, что мамы и папы больше нет? Ей пяти лет не было… Потом я Дэну позвонила, он приехал, и мы уж тут вдвоем… А потом пришли эти курицы из социальной службы и попытались забрать Верочку. Две дебилки при власти, ненавижу этих гадин, просто ненавижу, они же фашисты, хуже даже! Значит, у алкашни всякой дети дома, им с родителями-алкашами нормально, а Верочке со мной нельзя, говорили мне, что я, видите ли, не гожусь на роль опекуна, как будто ребенку в детдоме будет лучше, чем дома с родной теткой! Я им даже дотронуться до Верочки не дала, хотела их из папиного ружья перестрелять к такой-то матери, Дэн едва меня остановил. В папиной фирме были юристы, помогли, отстояли. Мы с Дэном на заочку перевелись, он мог и не переводиться, но сказал, что ему без меня там скучно.

– А ты в полицию почему не пошла?

– Я должна была папино дело продолжать. – Инна сказала это, как само собой разумеющееся, словно нет ничего естественней. – Я не могла позволить, чтобы дело развалилось, и ради него, и ради Верочки тоже – это ведь и ее наследство. Пришлось вникать.

– В девятнадцать лет?!

– Другого выхода не было, Егор. Ничего, сдюжили – у папы профессионалы работают, они помогали мне. Так мы и жили, и все было в порядке, мы как-то сумели наладить нашу жизнь. Пока эти гады не уничтожили мою девочку. Как будто мало было у нее в жизни горя, она еще и это должна была пережить.

– Почему она в вашу фирму не пошла работать?

– Не захотела. Говорит – там умные люди, специалисты, а я пока рядом постояла, вот когда буду что-то уметь, тогда принимайте меня, а пока стыдно. Это наше образование такое, когда человек получает диплом, практически ничего толком по профессии не умеет, теория – и все. За время учебы учит какие-то этики-эстетики-истории, вместо того чтоб ремеслу учиться. А она никогда не хотела никаких преференций для себя, все только трудом. Я сама ее так воспитала, черт подери, а теперь…

– Ин… – Егор подошел и встал у нее за спиной. – Вот поверь мне: она вернется. Весна придет, и она захочет вернуться.

– Твои бы слова – да Богу в уши. Где она бродит, моя детка, почему не хочет вернуться ко мне? Я их уничтожу, Егор. Всех, одного за другим.

– Ин, ты что!

– Вот посмотришь. – Голос ее зазвенел слезами. – Я им так отомщу за своего ребенка, что они до конца своих дней писаться от ужаса будут. Они еще не поняли, что такое травля. Ну, ничего, скоро поймут, твари.

Она сжала кулаки и уткнулась лбом в стену. Егор смотрел на нее и думал – как в одном человеке все это может уживаться? Час назад он целовал ее – она играла, но не тогда, когда он взял ее губы. А еще раньше она деловито рассматривала окровавленного сисадмина, решая, как с ним поступить. Сейчас это было опасное и хищное животное, готовое вцепиться в глотку любому, кого посчитает врагом.

– Ин, там, в ресторане…

– Я подумала, что для разговора с этой дамой тебе нужно думать не о том, как ты ее боишься, а о том, достаточно ли тесные на тебе джинсы, чтобы выглядеть прилично. Я решила, что если ты сконцентрируешься на чем-то другом, то перестанешь обращать внимание на ее штучки и увидишь, что она просто тобой манипулирует.

– Ты играла со мной?

– О господи, Егор… ну а ты подумал, что я висну у тебя на шее и предлагаюсь в жены? Просто эта дама никогда не получала по морде ею же придуманным способом, а сегодня время испытать тот же рецепт пришло, только и всего. Зато теперь, как бы твоя мать ни изображала из себя факсимиле английской королевы в ночь перед казнью, ты всякий раз будешь вспоминать, как я кусала тебя за ухо – и не будешь ее бояться. Она тебя с детства зашугала, ты так и не отвык ее бояться, а я тебя отучила. Ты свободен, шеф. Нужно это отметить.

Шатохина налила себе вина, отпила половину и отдала ему бокал. Ее глаза светились, как у кошки, и Егор, выпив остаток вина, сгреб ее в охапку.

– Имей в виду, я до спальни не дойду. – Он опустил Инну на ковер и расстегнул пуговицы на ее рубашке. – Надеюсь, ты не сочтешь это несветским.

Она засмеялась низким грудным смехом, и у Егора совершенно сорвало крышу. Запах ее тела сводил его с ума, белая кожа оказалась нежной и сладкой на вкус. Егор забыл в эту минуту, что он никчемный муж, ноль в постели, и вообще никто – он хотел эту женщину, хотел так, как никогда в жизни никого не хотел, он выпустил на свободу все до единой фантазии, и она его не оттолкнула, совсем наоборот.