Георгий Ланской - Ключи Пандоры

Никита озадаченно хмыкнул, потому что мигом вспомнил тот концерт, на который собралось полсотни зрителей. С десяток бардов, смахивавших на долго постившихся хиппарей, распевали заунывные песни про радость, солнышко и птичек. Оборванная банда называла себя «солнечной» в знак приобщения к природе, красоте и миру на всей земле. На общем фоне выделялся предводитель — высокий худой мужчина с длинными пегими волосенками и благостным взглядом. Его жена, неопрятная, с серым изможденным лицом, подпевала ему тоненьким голоском в унисон с двумя детишками — тощими и бледными, точно стебельки картофеля из темного погреба.

Пока жена и дети продавали в фойе самопальные диски с творчеством бардов, руководитель дал Никите пафосное интервью, в котором по простоте душевной признался, что школа для его детей — не главное. А путь к свету — совсем наоборот. Вопреки городской традиции не писать плохо о людях, которые хоть краем касались искусства, Никита в пух и прах разнес «Солнечных бардов» с их солнечной философией. Кто знал, что после той статьи власти всерьез возьмутся за семейку, таскавшую за собой детей по городам и весям?

— И где сейчас ваш Кречет? — спросил Никита. — Неужели никто не в курсе?

— Хрен его знает! Он после того случая свинтил из города вместе с семьей. Чего им тут ловить? Жили подаяниями да тем, что на концертах своих заработают. Сам понимаешь, на их представления публика не ломилась. Спасибо хоть морду не били.

Денис выронил зажигалку, наклонился за ней. Из-под расстегнутой на груди рубахи вывалилась и повисла на шнурке отливавшая золотом круглая бляха с выбитыми на ней странными знаками.

— Ого, — поразился Никита, — это что ж такое на шее носишь? Амулет сварганил? Под старину?

— Нет, от деда досталось! Сказали, чистое золото! Хотел загнать на новое снаряжение, да отец грозится убить, если дедову память продам!

— Дай посмотреть!

Денис с неохотой снял шнурок с шеи и подал ему бляху.

— Ничего себе! — восхитился Никита, взвешивая ее на ладони. — Тут же граммов сто, наверно. По нынешним ценам тысяч на пять зеленых потянет. Машину можно купить. Шею-то не ломит от тяжести?

— Не ломит! — буркнул Денис. — Дедов талисман это. Не продается! Смотри, что на нем выбито! Это коловрат — славянский символ. Крюковый солнечный крест — один из древних оберегов.

— Похоже на свастику, — сказал Никита, пристально рассматривая амулет. — Только здесь она восьмиконечная и концы загнуты влево, а у фашистов она о четырех концах, направлена вправо и повернута на сорок пять градусов. При этом должна находиться в белом круге, а тот — на красном прямоугольнике.

— Ишь, знаток! — скривился Денис и забрал у него амулет. — Коловрат — солнечный щит, хранит и укрепляет духовную твердость, воинский дух, несет свет, тепло, добро. Не знаю, поэтому или нет, но как надел дедов оберег, все стало получаться… Тьфу три раза, чтоб не сглазить!

Он сплюнул через плечо и постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.

— Похоже, он самодельный, — задумчиво сказал Никита. — Это где ж столько золота твой дед нашел? В советские времена за такие дела и к стенке могли поставить! Подпольный цех имел или золото в тайге промышлял?

— Чего привязался? — рассердился Денис. — Не был он цеховиком, и старателем не был. Прапорщиком он служил. А эту штуку у него нашли, когда помер. Сам понимаешь, объяснений он не оставил. Может, после бабкиной смерти кольца ее переплавил и сварганил на память.

Никита недоверчиво хмыкнул.

— Сам сварганил?

— Вряд ли, но что, мастеров трудно найти? — с вызовом произнес Денис. Похоже, он разозлился не на шутку. — Я сам таких наляпаю пруд пруди. Тут главное — матрицу изготовить, рисунок вырезать, лучше из прочного камня. Затем лист серебра, меди или золота кладешь на готовую матрицу, сверху устанавливаешь пуансон. Это блямба такая типа пакета из кожи или свинчатка в металлическом ободе. И бьешь по нему что есть силы деревянным молотком. С одной матрицы можно две-три сотни таких блях настучать. Еще скифы этим баловались.

— Дай-ка посмотрю, — протянул руку Никита.

Но Денис отступил на шаг и затолкал оберег глубже под рубашку.

— Перебьешься! Что ж вас так возбуждает это золото?

— Кого — вас? — удивился Никита.

— Так Леха Кречет чище тебя возбудился! Я ему показал на всякий случай, мол, что за знаки такие? А он аж затрясся! Схватился за него и лопочет как умалишенный: «Ярило! Коловрат!» А после того как я у него амулет отобрал, пояснил, что русские по происхождению арии, то есть ярые, от Ярило — языческого бога солнца. Отсюда, дескать, пошли названия русских городов Ярославль и Красноярск, а Россия, и того лучше, страна лучезарных, ярых людей…

— Какую чушь несете, милейший, — засмеялся Никита. — Особенно про Красноярск! Твой Кречет точно на голову больной!

— Не говори, — вздохнул Денис. — Еле от него отцепился. Представляешь, квартиру предлагал взамен амулета.

— Квартиру? Этот бродяга? — совсем уж развеселился Никита. — Небось с видом на мусорную свалку?

— Уймись, — нахмурился Денис. — Забили на амулет и на придурка Леху.

— Забили! — кивнул Никита и уже спокойно спросил: — Больше не ездили в Миролюбово?

— Нет, конечно! Что мы там забыли, на краю географии? Ну да, лес там, горы опять же начинаются, не бог весть какие по высоте, но все же красиво! Но ехать уж больно далеко, для ролевок неудобно. Мы вон за город выбрались, мечами помахали и довольны. А ты что? Съездить туда хочешь?

— Надо бы! — вздохнул Никита. — Если б кто отвез, я б того человека неделю пивом поил.

— А сам чего? — осведомился Денис. — Ты же на колесах. Или нет?

— Мой Боливар пал смертью храбрых. У вас точно никто туда не ездит?

— Кажется, нет, но я поспрашиваю. Мы ведь почти все городские. Ну что, тиснешь статью про наши беды?

— Тисну, — пообещал Никита, поднимаясь со стула.

— Спасибо, — обрадовался Денис. — А мы, если что, организуем подвоз под бок к пришельцам.

— Да ладно, — отмахнулся Никита. — Есть у меня один доброволец, кто точно до Миролюбова довезет.

Никита стоял около двухэтажного здания, выкрашенного в нежно-розовый цвет, и вздыхал. Картинка, представшая его взору, была сокрушительной. Среди неопрятных высоток, похожих на облезлых дворняг, розовое здание смотрелось как пряничный домик, к которому так стремились Гензель и Грета.

Чья-то заботливая рука привела в порядок старое здание детского садика, положила асфальт, выкорчевала остатки железных лесенок и качелей, срезанных любителями цветмета в голодные девяностые, насадила всюду розы и кусты сирени. И затем загнала в него редакцию глянцевого журнала «Взгляд», а часть помещения сдала в аренду. Арендаторы тут были солидными, проверенными временем и экономическими реформами.