Татьяна Лисицына - Клуб победителей (СИ)

— У нас нет времени, — решительно заявила Эвелина. Присутствие любимого придало ей сил. Она сделает это ради него. Это их единственный шанс. Она подошла к коробу. — Я готова.

Евгений положил руку на ее плечо.

— Эв, подумай. Мы можем просто сегодня уйти. Ты и я. Уедем куда-нибудь и будем жить вместе.

Девушка отрицательно помотала головой.

— Мы все равно не будем счастливы.

Лычкин знал, что она права. Она не простит себе, если не использует такую возможность, он не простит себе, если с ней что-то случится. К ним подошел Макс.

— Послушайте. У меня тоже есть эта штука. Я готов быть первым.

Евгений потянул Макса назад.

— Ты еще слишком молод. И стерли у тебя всего кусочек. Проживешь и без него.

— Да, Макс, не мешай! Останется время, пожалуйста. — Эвелина предостерегающе подняла палец: — И подумай хорошенько: может, лучше не надо?

Лычкин с гордостью смотрел на Эвелину. Какая же она бесстрашная. Он так любит ее за это. Удивился своей мысли: любит? Или уже привык? Может, на это и была рассчитана программа? Покосился на взволнованное лицо девушки, подумал, что она изменилась, перестала напоминать снежную королеву. Когда он расстроился, что не нашел свой диск, пообещала ему, что заставит Караева его вернуть. Но для этого надо убедиться, что она жена Верстакова и у нее есть деньги и связи.

Дружинников вставил диск в специальное устройство. Его беспокоил вопрос: как отреагирует мозг на записанные ранее воспоминания? Не войдут ли эти данные в противоречие с уже стертыми? Возникла мысль о Караеве. Невозможно не удивляться его предприимчивости. Неужели он думал, что таким образом сможет улучшить интеллект? Или весь процесс создан с единственной целью обогащения? Профессор волновался, сердце чуть не выскакивало из груди. Эвелина подошла к коробу. Лица сопровождающих ее молодых людей выглядели напряженными, словно ее провожали на войну.

— Мы останемся здесь, чтобы все видеть! — решительно заявил Евгений. Профессор кивнул. Конечно, он предпочел бы остаться один, но по большому счету это не представлялось важным.

Эвелина сняла туфельки и легла в короб. Дружинников нажал нужные кнопки. Дисплей показывал сканирование мозга, одновременно профессор следил за аппаратом, контролирующим деятельность сердца. В дверь постучали. Лычкин и Макс переглянулись: кто бы это ни был, они не откроют. Стук повторился. По ту сторону двери послышались удаляющиеся шаги. Оба вздохнули с облегчением.

Эвелину страшно трясло. Ей было холодно и неуютно. Голова раскалывалась, сопротивляясь процедуре. Внедряемые воспоминания как во сне наслаивались одно на другое, делая места, людей и ощущения нереальными и далекими. Она видела свою дочь трехмесячным ребенком в пеленках, которые она неожиданно раскидывала и, вставая на маленькие кривые ножки, говорила: «Мама, ты меня бросила». Потом она превращалась во взрослую женщину и уходила с мужчиной, который оказывался Верстаковым, признающемся в любви. Внезапно выражение его лица менялось, и он кричал: «Я сотру тебя! Ты забудешь, как тебя зовут. Ты забудешь про Леру». Эвелина видела себя со стороны со стаканом виски в руках, растрепанной и пьяной. Чувствовала, как Верстаков бил ее, живот вминался, щеки горели огнем от пощечин, а рот разбухал от крови. Маленькая Лера, стоя на ступеньках лестницы, кричала, чтобы он не обижал маму. Эвелина видела себя в постели с капельницей. Верстаков умолял дать ему последний шанс. Маленькая Лера сидела на коленях. Эвелина чувствовала, что ей не хочется верить Верстакову. Предательство висело в воздухе, но тепло детской головки было более убеждающее, чем бегающие лживые глаза напротив.

Эвелине казалось, что процедура длилась бесконечно, хотя прошло менее часа. Сканирование завершилось, экран монитора вспыхнул новыми цифрами, машина перестала вибрировать и автоматически отключилась. Лычкин и Макс рванулись вперед. Эвелина выглядела уставшей, под глазами и по щекам размазалась косметика, юбка задралась, но она, не обращая ни на кого внимания, уперлась руками в колени и обхватила голову.

— Эв, тебе плохо? — спросил Лычкин, присаживаясь перед ней на корточки.

— Где я? Что со мной произошло?

— Эв, скажи, как меня зовут?

Она внимательно посмотрела ему в лицо. Закрыла глаза, потом снова открыла и неуверенно покачала головой.

— Я вас не знаю.

— Нет! — закричал Лычкин и, поднявшись, схватил Дружинникова за грудки. — Что ты с ней сделал? Мать твою! Что ты с ней сделал? Ты стер ее. Ты стер ее, как стерли меня. Вы все заодно.

Профессор побледнел и тяжело задышал. Он пытался что-то произнести, но губы не слушались.

Макс оттащил Лычкина в сторону.

— Ты что, — зашипел он ему в ухо, — убить его хочешь? Остынь!

Парень подскочил к Дружининкову и усадил на кушетку, оглядываясь по сторонам. В стеклянном графине стояла вода, и он быстро налил полстакана и поднес профессору. Но тот, покачав головой, засунул в рот таблетку валидола. Он почти не чувствовал боли в груди, поглощенный одной-единственной мыслью, что только сделал хуже. Прижав руку к груди, он снова подошел к машине и начал проверять показания монитора. Запись воспоминаний прошла успешно. Но что тогда произошло? Профессор подошел к Эвелине и, наклонившись над ней, взял за запястье, чтобы незаметно посчитать пульс.

— Как вы себя чувствуете?

— Голова немного кружится. Со мной что-то произошло?

Лычкин заскрипел зубами. Макс сделал ему предостерегающий знак.

Эвелина непонимающим взглядом обвела лабораторию и троих мужчин в напряженных позах, смотрящих на нее так, словно она вот-вот должна умереть.

— Я нормально себя чувствую. Только слабость какая-то, — свободной рукой девушка поправила юбку и убрала прядь волос, спускающуюся на лоб. — Что случилось?

— Вы можете назвать себя? — спросил профессор.

— Эвелина Верстакова.

— Год, месяц рождения?

— Одиннадцатое сентября тысяча девятьсот восемьдесят четвертого.

— Расскажите о себе, — попросил профессор.

— Зачем?

— Пожалуйста. Краткую биографию.

— Ладно, хорошо, — Эвелина слегка улыбнулась. — Родилась в Москве. Закончила школу, поступила в Суриковское училище. На четвертом курсе вышла замуж. — Неожиданно ее лицо изменилось, стало более напряженным и суровым. — Слушайте, вы меня что, в этой капсуле от алкоголизма лечили? Это мой муж вас заставил? Но я не алкоголичка. Не верьте ему. Это от того, что мне очень тяжело.

Лычкин бросился к ней.

— Эв, ты помнишь, помнишь. Все помнишь. Они вернулись.

— Кто они?

— Твои воспоминания. Он же стер тебя.

— Кто?

— Твой муж Верстаков. Из-за него ты оказалась в этом центре. Ты не помнишь, как мы познакомились в столовой? Как мы жили с тобой?