Георгий Ланской - Оглянись на пороге

Она откусила от печенья и мило улыбнулась, запила печенье чаем и немного поболтала ногой в воздухе. Антипкин на ее выбрыки особого внимания не обратил, и это показалось немного обидным, поскольку во всех фильмах это срабатывало.

Может, закурить, как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте»? А когда он сделает ей замечание, презрительно сказать: «И что? Вы меня за это арестуете?» А, нет, не получится! Она же у себя дома и может курить сколько влезет, он и не пикнет…

— То есть Мореву не знаете?

— Нет.

— А сами тем вечером чем занимались? — равнодушно спросил Антипкин.

Наталья насторожилась.

— Это же двадцать второго произошло?

— Двадцать первого. Вечером.

Она немного подумала, снова поболтала в воздухе ногой, обутой в тапку, и, растягивая гласные, лениво ответила, старательно скрывая смутное беспокойство. Ведь именно в тот вечер она ябедничала Лехе на обидчиков и даже просила его кое с кем разобраться. Но при чем тут какая-то посторонняя тетка?

— Ну, вечером я забрала Алену из детского сада, зашла к свекрови, там мы поужинали, а потом пошли домой, посмотрели телевизор и легли спать.

— Из дому больше не выходили?

— Нет, а почему вы интересуетесь? — рассердилась она. — Мне что, делать больше нечего, кроме как бегать по чужим подъездам и бить по башке неизвестных женщин?

— А откуда вы знаете, что ее по голове ударили? — быстро поинтересовался Антипкин.

— Бабки на скамейке говорили, — язвительно ответила Наталья. — Вы такой странный, Володя. Откуда бы я еще могла узнать?

— Да вы так не волнуйтесь, Наталья Яковлевна, — миролюбиво сказал он.

— Просто Наталья.

— Хорошо. Вы не волнуйтесь, Наталья.

— Я не волнуюсь. Мне просто не нравится ваш тон. И вообще не понимаю, почему вы со своими вопросами заявились ко мне, да еще в… такую рань.

Последние слова она произнесла, глянув на часы, которые показывали без пяти полдень, отчего под конец фраза подувяла. Антипкин тоже посмотрел на часы, но от комментариев воздержался.

— А с Сергеем Черновым вы знакомы? — спросил он.

Это был удар ниже пояса. Наталья, не ожидавшая подобного вопроса, растерялась: сперва отрицательно замотала головой, потом пожала плечами, а потом и вовсе застыла, как Сфинкс, решив, что больше не скажет ни слова. Полицейский, однако, выжидающе смотрел на нее и тоже замер.

— Нет, не знакома, — сквозь зубы процедила она.

— Правда? А вот источники утверждают, что вы с ним очень хорошо знакомы. И поговаривают, даже с интимной стороны. Так как?

— Никак, — буркнула она. — Врут ваши источники.

— Может, и врут, — вздохнул Антипкин. — Это ведь будет просто выяснить, Наталья Яковлевна.

На этот раз она не стала просить его фамильярно называть ее Натальей. Разговор перестал казаться житейским, а мент — безобидным. И даже его небольшие глаза теперь напоминали акульи, такие же холодные, немигающие и опасные.

— Ну, предположим, мы любовники, — с вызовом сказала она. — Что с того? Слава богу, за это не судят. Или, может, вас интересует, в каких позах мы предпочитаем заниматься любовью? Хотите знать, как часто мы это делаем?

— Нет, не хочу.

— А я бы и не сказала. Знаете почему? Потому что это не ваше дело оценивать, как я живу и с кем сплю, понятно? Что вы вечно лезете куда не просят? Вам поручили дело о нападении на ту бабу, вот им и занимайтесь! Моя-то личная жизнь тут при чем?

— Вообще-то «та баба» — теща Чернова, — ехидно проинформировал Антипкин. Наталья задохнулась и вытаращила глаза.

— Как — теща?

— Так, теща. Законная.

Наталья помолчала, а потом беспомощно развела руками.

— Но вы же… того… не думаете, что это я ее… того… Зачем мне это? Я ведь ее даже не знаю.

— Конечно, — кивнул Антипкин. — Зато жену Чернова знаете очень хорошо, не правда ли? Между прочим, Ирина Чернова на свою мать очень похожа, со спины так и вовсе не отличить. Тот же рост, те же фигура и прическа. Перепутать ничего не стоит. Так что вы подумайте: может быть, вам все же есть что рассказать?

Наталья притихла и опустила голову. Спустя минуту резко встала, зло уставившись на Антипкина.

— Вы что, меня в этом обвиняете?

— Ну что вы, Наталья Яковлевна, — добродушно хохотнул он. — Как я могу вас обвинять в чем-либо? Мы просто беседуем, видите? Даже без протокола, как товарищи.

— Тамбовский волк вам товарищ, — выпалила она и вдруг сама испугалась, глядя, как Антипкин сдвинул брови и сунул руку во внутренний карман форменной куртки. Он вынул стопку каких-то серых бумажек и, небрежно нацарапав несколько слов, сунул одну Наталье в руки.

— Завтра в девять тридцать подойдете в РУВД для дачи показаний, — холодно сказал он. — Сто пятый кабинет.

— Я завтра не могу, — пролепетала она. — Да и зачем? Я же вам все сказала…

— Я, гражданка Иванцова, пытался с вами побеседовать по-товарищески, но вы говорить не пожелали. Значит, завтра скажете все под протокол. И про Черновых, и про ваши амуры, и про то, кто кому тамбовский волк.

Он холодно кивнул и пошел к выходу. Наталья суетливо бежала следом, неуверенно блеяла что-то про согласие побеседовать и сказать все как на духу. В конце концов она была готова даже сдать с потрохами верного Леху. А как иначе? Ведь не просила же бить тещу Сергея по голове, это, по всей вероятности, была его инициатива. Но Антипкин слушать ничего не пожелал и, уходя, хлопнул дверью так, что затряслась стена.

Злая и расстроенная Наталья вернулась на кухню, дернула оконную створку и, нашарив на подоконнике сигареты, закурила, затягиваясь и нервно выдыхая дым в открытое окно.

Настроение было испорчено на весь день. В последнее время проблемы сыпались удушливой песчаной волной, погребая ее под собой.

Занавеска трепала ее по лицу, и женщина раздраженно дернула ее вбок, едва не сорвав с крючков, после чего выглянула в окно.

Во дворе стоял Антипкин и беседовал с Ириной Черновой, которая в своем широком черном пончо напоминала не то ворону, не то ведьму.

Не склонная к аналитике Наталья вдруг одним махом сложила два и два. Она внезапно поняла, кому обязана визитом полицейского, а также недавним посещением дам-попечительниц.

Вряд ли Ирина смогла сама натравить органы опеки, у нее для этого была кишка тонка. Скорее всего, это было дело рук ее блудливого муженька: юриста, депутата, вхожего в городскую администрацию и имевшего неплохие связи и в суде, и в ментуре. Как иначе объяснить этот внезапный интерес к простой матери-одиночке?

Никак. Только сведением счетов.

Мстить несостоявшемуся любовнику следовало с хорошо продуманной стратегией. Проблема заключалась в том, что стратегия эта никак не продумывалась. Вера злилась, бегала из угла в угол в квартире и все вспоминала свое унижение: как она валится на землю, а Дима бежит следом за тощей дылдой с холодным взглядом… Даже в том, как эта баба смотрела на нее, виднелась аристократичная презрительность высшего света, совершенно невыносимая.