Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь

— Так это кольцо…

— Привет от бабушки Лукреции.

— И что теперь?

— Дня через три наш клиент почувствует легкое недомогание, а наутро проснется совсем разбитым. Анализы покажут наличие яда, но будет уже поздно. К этому времени все системы организма будут отравлены и начнется процесс распада. Градский не потеряет сознания, он все почувствует, вплоть до запаха.

— И ничего нельзя сделать?

— Только пристрелить его из сострадания. Если у кого-то оно возникнет.

— Что же это за яд?

— Его использовали еще в Древнем Египте. Тамошние жрецы знали толк в ядах.

Виталий молча переваривает информацию. Он украдкой смотрит на Дану, и ему вдруг становится жаль ее. Неприкаянная, вконец измученная и уставшая, она словно дремлет на сиденье. Виталий думает о том, через какие круги ада должна была пройти его Дана, чтобы придумать такую страшную месть. Потому что эта месть адекватна ее страданиям. «Я умерла. Разве ты этого не видишь?» Виталий понял. Она хотела, чтобы убийца ее дочери на своей шкуре испытал, как это — жить мертвым.

— Ты спишь, Данка?

— Нет. Поехали ко мне домой. Я устала.

— Как скажешь.

Виталий разворачивает лимузин и едет в сторону Парголово. Дана молча смотрит в окно. Снег падает, падает, а она думает о том, что сейчас увидит свой дом.

— Сюда?

Виталий останавливается возле знакомого поворота. Дана кивает — сюда. Вот знакомая дорога. Вот пост охраны.

— Куда вы направляетесь?

Молодой охранник заглядывает в салон. Дана узнает его. Это он отвозил ее в аэропорт — когда-то давно.

— Я домой. Вы меня не помните?

Охранник на минуту цепенеет, потом расплывается в улыбке:

— Рад вас видеть, Дана Вячеславовна. У вас все в порядке в доме, мы следили.

— Спасибо.

Машина едет дальше. Дана думает о том, что скоро весна, а потом лето. Аннушка больше никогда не увидит лета. Никогда не войдет в этот двор, не покатается на качелях, которые соорудил для нее Стас. Страшное слово — «никогда». Дана понимает, что месть свершилась. Но боль не ушла.

— Красивый дом.

Виталий осматривается. Здесь несколько лет жила Дана — с другим. И была с ним очень счастлива.

— Сад разбил Стас. И качели сделал. Для Ан-нушки…

— Дана…

— Идем в дом, Виталька. Холодно.

Она открывает замки и входит. Дом встречает ее восторженной тишиной. Дана включает свет и идет наверх, в спальню. Она снимает туфли, платье, переодевается в свой халат. Она скучала по этому дому, и дом скучал без нее. Дана идет по комнатам. Вот рисунок на столе Аннушки. Там они все сидят на скамейке. Дана спускается по лестнице.

И тут она замечает Витальку. Он стоит в холле и смотрит на нее. В его глазах тоска и безнадежность.

— Чего ты, Виталик?

— Ты все еще любишь его.

— Конечно. И никогда не перестану любить. Но его больше нет. Понимаешь? Я говорю это сама себе и тебе: его больше нет. И Аннушки нет. И Лидии Петровны. Остались только я и Лека. И ты.

— И ты согласна выйти за меня замуж?

— Мы можем попробовать. Со мной непросто, Виталька. Я ведь сумасшедшая.

— Ты всегда была такая, мне не привыкать.

— И я не самая добрая женщина.

— Терпеть не могу добрых.

— И у нас, возможно, ничего не получится.

— У нас в любом случае останется наша дружба.

— Скрепленная кровью.

— Точно. Ты помнишь нашу клятву вендетты?

— Мы все ее помним. — Дана улыбается. — Мы приняли правильное решение — тогда.

— Я никогда в этом и не сомневался.

— Я хочу спать. Ты можешь лечь в комнате для гостей — она там, в конце коридора.

Дана уходит в спальню, а Виталий бродит по дому. Вот гостиная. Он зажигает свет. На каминной полке стоят фотографии. Виталий берет в руки портрет светловолосого мужчины.

«Он красив, под стать Данке. А еще, Вадик говорил, он был классным парнем. И он сделал ее счастливой. А я? Что я могу предложить ей, кроме своей любви? Но я не могу без нее».

Он поставил фотографию обратно на полку.

— Ты слышишь меня? Я люблю ее. Я не могу без нее. Когда-то ты отнял Дану у меня — ладно, я не в претензии, ведь она полюбила тебя. Но теперь тебя нет, а ей нельзя оставаться одной. Черт, я, видно, тоже спятил.

Внезапно фотография Стаса с треском падает. Виталий не верит своим глазам — он собственноручно поставил ее крепко и надежно.

— Ладно, старина. Думаю, мы с тобой поладим.

Виталий поднимает фото и ставит на место. Потом поднимается наверх и входит в комнату для гостей. Ему до чертиков надоел смокинг, и он с наслаждением снимает его, долго моется в душе и укладывается спать. Комната настороженно присматривается к нему, но Виталий слишком устал, чтобы это заметить.

Сергей Иванович Градский почувствовал себя плохо ночью. Его сразило какое-то странное недомогание. Вроде бы и не болит ничего, и вместе с тем не хочется двигаться. Сергей Иванович никогда не хворал, — если не считать нескольких случаев банального триппера, подцепленного на заре туманной юности. Поэтому недомогание встревожило его. Он утром собирался вылететь в Питер. Он хотел увидеть Анну, все эти дни думал о ней, вспоминал каждую черточку ее лица, запах ее волос, вкус губ… И тут — такая неприятность.

«Простыл я, что ли? — Сергей Иванович прислушивается к себе. — Так невовремя! Анна, моя королева! Господи, значит, вот как это бывает? Наверное, я ничего не понимал в жизни. Все прошло мимо меня».

Сергей Иванович вызывает Константина. Он уже решил, как поступит с ним. Не дай бог, Анна узнает о том, что содержала та папка! А Костя хоть и верный слуга, но слишком многому был свидетелем. Поэтому судьба его решена.

— Звали, босс?

— Звал. Я заболел. Ты обменяй билеты на более ранний рейс. Хочу попасть в больницу пораньше, прямо с самолета. В обед у меня встреча назначена.

— Сейчас займусь. Звонил дворецкий. Спальню закончили.

— Ну и отлично. Ступай.

«Я добьюсь ее и женюсь. И она родит мне сына. Наследника. — Сергей Иванович давно забыл об Антоне. — Скорее бы домой. Эта должность становится мне в тягость. Шут с ней, вложу деньги в нового претендента — и хватит с меня».

В самолете Сергей Иванович почувствовал себя совсем больным, но заехал домой и оглядел новый интерьер спальни. Потом поднялся наверх и взял из коллекции небольшую шкатулку черного дерева, инкрустированную бирюзой, в которую положил изум-рудную лягушку Фаберже.

«Ей понравилось это украшение. Если не смогу с ней встретиться, передам через Костю. Да, он мне еще нужен. Впрочем, дело терпит».

Больница произвела на Сергея Ивановича гнетущее впечатление. Молодой деловитый врач осмотрел его, потом углубился в изучение анализов. С каждой минутой лицо его все больше хмурилось.

— Здесь нужен токсиколог. — Он встал. — Подождите минутку, сейчас он будет.