Инна Бачинская - Танец на тлеющих углях

…Французская косметика, та самая, слишком яркая, из квартиры актрисы Зинаиды Ермаковой. Нарочито грубая раскраска на лице, ухмыляющийся красный рот от уха до уха, синие веки, алые пятна румянца на щеках – вавилонская блудница. Под диваном розовый купальный халат, который убийца зачем-то туда сунул. Грубо остриженные волосы.

Снова жертва открыла убийце сама. Видимо, подруга не все знала о личной жизни Роксаны. Был кто-то, кому она открыла дверь. Он задушил ее в прихожей, сразу же, не теряя времени, и затащил в комнату, чтобы проделать с ней то же, что проделал с Зинаидой Ермаковой. Он раздел обеих и раскрасил им лица.

На вопрос о том, знает ли она актрису Зинаиду Ермакову, свидетельница ответила отрицательно. Возможно, это клиентка Рокси. Она также ничего не слышала и об убийстве актрисы. Газет не читает, нет ни времени, ни желания, а по телику – только кино.

Что связывает этих двух женщин? Что связывает их с убийцей? Что послужило мотивом? Где они перешли ему дорогу? Или убийство носило случайный характер? Убийца тыкал наугад в карту города, в телефонный справочник или бесцельно слонялся по улицам, высматривая жертву?

Зинаида Ермакова и Роксана Пухова не похожи. Актриса – блондинка. Агент по недвижимости – брюнетка. Но обе одинокие, примерно одного возраста, красивые…

Что-то подсказывало капитану Мельнику, что продолжение последует. Он был скорее пессимистом, чем оптимистом, и считал, что все вокруг становится только хуже. Насилие на экране, порнография, шальные деньги или их отсутствие, жажда острых ощущений, а что может быть острее, чем убийство?

Возможно, это серия. Но, как правило, серийный маньяк убивает поближе к тому месту, где живет. Он чувствует себя увереннее среди родных стен. Да и исчезнуть легче, когда знаешь местность. Жертвы он выбирает примерно одного типа и возраста, часто схожего рода деятельности. В данном случае не наблюдается ни географической общности – жертвы живут в разных районах, ни общности во внешности или роде занятий – лишь возраст и одиночество. Или свобода. Ему нравятся одинокие или свободные молодые женщины. Ему нравится раскрашивать им лица, обрезать вкривь и вкось волосы, бросая пряди на пол… Грубо, нарочито небрежно, со злобой и остервенением, словно есть у него счет к жертвам.

Возможно, женщина?

И дело сдвинулось с места. Контрактор Николай Сергеевич, который называл себя архитектором, обсуждал с Сэмом объем работ, и оба завзято торговались о цене. Вася, получив приказ не вмешиваться и сидеть тихо, расположился под корявой яблоней. Клининг-леди, похожая на кустодиевскую купчиху, выгребала из дома барахло и бросала в кучу перед верандой. При этом она громко выражалась насчет срача, который, понимаешь, разводят некоторые раздолбаи. Выражалось без злобы, даже добродушно, в силу широты натуры и неумения держать рот закрытым. Сэм вспомнил, что привез сидишник, и врубил музыку. Над разоренным домом поплыли сладкие аккорды Вивальди, заглушая соло купчихи.

Художник сидел, блаженно улыбаясь. Он испытывал необыкновенный подъем. Ему казалось, он плывет на кораблике под алыми парусами в новую жизнь, а старая жизнь, страшная и нелепая, осталась где-то там, позади, и быстро скрывается из виду. А впереди бескрайний горизонт и восход солнца. Уже виден его раскаленный золотой край. На руле – неунывающий капитан Сема Вайнтрауб в фуражке с крабом, пассажиром – он сам, мазила Васька Монастырь, а на носу как корабельная фигура, приносящая удачу, – Всеволод Рудницкий, молодой человек в белой байроновской рубашке. Ветер треплет его длинные волосы и ворот расстегнутой блузы, красивое лицо вдохновенно. И плывут они, полные надежды, неизвестно куда, доверяясь капитану, прямо на восход солнца, к далеким счастливым берегам.

И так явственно видел Вася кораблик под надувшимся парусом, бегущий по волнам, что руки чесались взяться за кисть и немедленно изобразить и Сему-капитана в фуражке, и Севу Рудницкого, беднягу-художника из Белой Церкви, исчезнувшего в революцию, и самого себя, мазилу Ваську Монастыря! В груди его росло предвкушение радости…

Архитектор Николай Сергеевич и Сэм наконец сошлись в цене и ударили по рукам. Кустодиевская женщина, охая, выволокла из дома бочку. Вася сунулся было помочь, но она оттеснила его корпусом и велела принести топор. Вася, предвидя судьбу бочки, попытался было отстоять ее, но «купчиха» сказала, что бочка дырявая и ненужная по теперешним временам, а дрова пригодятся зимой для камина. Вася возразил, что у него нет камина, но тетка сказала, нет – так будет, Николай Сергеич всем подряд «ложит» камины, потому как мода нынче пошла на них.

Когда жаркое пламя уже пожирало кучу разношерстного барахла, распространяя запах горелых перьев и тряпок и пуская в небо тучи черного дыма, а все четверо сидели под корявой яблоней за колченогим столиком и пили за удачу, на сцене с громкими криками появились припозднившиеся гости. Их оказалось двое, и были они вполне незваны, но тем не менее приняты с радостью: художник Виталя Щанский и интерьер-дизайнер Дима Калягин, однокашники Сэма и Васи.

– Ребята! – кричал Виталя, по-мефистофельски являясь в клубах дыма. – Я уж думал, хрен найдем! Ну, Васька, черт полосатый, каким ветром тебя занесло в этот отстойник? Иди, обнимемся, романтик!

Вася радостно поднялся навстречу гостям:

– Виталя! Димыч! Заходите! А мы тут сидим… Это Николай Сергеевич и Татьяна! И Сема!

– Жена? – спросил Виталя.

– Ага, еще чего! – гуднула Татьяна. – Разбежался! Работаем мы на ремонте.

– А у вас что тут, ремонт?

– Да вроде того, – скромно ответил Сэм. – Строим студию для Васи. Ты посмотри, Виталя, какие пейзажи вокруг! А воздух!

Оценить воздух было трудно по причине черного дыма, валившего из костра, но вновь прибывшие не стали спорить.

– Димыч, молодец, что пришел! – Вася перешел от Витали к интерьер-дизайнеру. – Сто лет вас не видел, ребята!

– Васька Монастырь! Живой! – не мог успокоиться Щанский. – Сэм спрашивал про тебя, и ни одна сука не знала, куда ты девался! Ну, теперь все, теперь я с тебя глаз не спущу! Мы же все против тебя тьфу! Дилетанты! Я же помню твою девочку на качелях! А сторожевая башня! Семка небось давно ее загнал, капиталист гребаный! Я еще и Кольку приведу! Помнишь Кольку Башкирцева, этого подкаблучника и засранца? Пусть посмотрит, что такое настоящий художник!

– Давайте за встречу! – провозгласил Сэм. – Димыч, до дна!

Дима Калягин молча улыбался. Был это небольшой человек с приятным лицом и внимательным взглядом. Кубик, выделив его из всех, стоял рядом и умильно вертел хвостом.

– У нас с собой тоже есть! – объявил Виталя Щанский и полез в объемную сумку.