Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

Кокилер был ученым человеком, много лет он обучался медицине в университете Нюрнберга, к тому же говорил с таким важным видом, что я нисколько не усомнилась в его словах и принялась исполнять все, что он велел.

Но, увы, состояние моего маленького Роллана не только не улучшилось, а, напротив, день ото дня делалось все хуже и хуже.

– Ах, боже мой, как же страдал наш бедный батюшка! – всплеснула руками юная Элинора.

– Три дня и три ночи я не отходила от его постели, неустанно молясь и отбивая земные поклоны, – помолчав, вновь заговорила графиня. – Но лечение холодом не действовало. Мой мальчик пылал как в огне, пока не впал в беспамятство. Стыдно признаться, но в какой-то момент, когда я сидела подле сына, мне показалось, что от ложа его веет могильным холодом. Я словно бы увидела его мертвым, и мной овладело отчаяние и уныние. Бывший тогда со мной кузен Анри – в те дни он часто навещал больного племянника – как мог старался утешить меня:

«Не отчаивайтесь, Элинор. Все мы в руцех Господних. Вы молоды, красивы, ваше вдовство продлится недолго, вы еще родите сына…» – говорил он мне, а я молчала, не находя в себе сил возразить…

О! Если бы не няня Татуш… Надо отдать ей должное, она с самого начала ополчилась против нового лечения и без стеснения заявила, что никогда не слышала большей глупости. Ах, если б не она и не брат Микеле, то, возможно, ваш батюшка никогда не стал бы… отцом. – Рассказчица остановилась, в памяти ее ожили печальные воспоминания, на глаза невольно навернулись слезы.

– Словом, их старания и мои молитвы не прошли даром. По истечении двух недель лихорадка отступила, Роллан стал поправляться, пока окончательно не выздоровел. Видя, что сыну ничто более не угрожает, что он бодр, весел, а кроме прочего непоседлив и нетерпелив, я наконец позволила ему выйти на свежий воздух. Нетерпение Роллана объяснялось просто. В дни болезни случились его именины, ему сравнялось семь лет, а стало быть, наступило время взять его из женских рук и вверить мужскому попечению. Мудрый наставник, славный старый конюший Турнель, состоявший в свите мужа, взялся обучить сына всем премудростям, которые надлежало знать всякому рыцарю: как владеть копьем и мечом, щитом и луком, как заряжать арбалет и… А ну-ка, Бернар, подскажи мне, что там еще…

– …Стрелять из аркебузы, бросать каменные диски, а также как сидеть в седле, чтоб конь и рыцарь в доспехах составляли одно целое, – с охотой ответил юноша.

– Спасибо, Бернар.

– К вашим услугам, миледи.

– Меня к тому же обучали правилам охоты, смотря по зверю, они различаются, – с важным видом прибавил Жакино, уязвленный тем, что спросили не его. – Не забудьте, мадам, и о правилах свежевания добычи, ибо не пристало разделывать благородного оленя, как свинью на заднем дворе.

– Будь покоен, Жакино, теперь уж мы точно это не забудем. Так вот, старый конюший не раз справлялся у меня, когда юный граф будет готов приступить к занятиям. Втайне от Роллана он приготовил ему подарок – в конюшне сына ждала смешная низкорослая лошадка, шетлендский пони [52]. Для обучения пони подходил как нельзя лучше. И радости Роллана не было предела, когда он наконец пришел на конюшню и увидел свой подарок… Впрочем, об всем этом я узнала со слов кузена Анри, так как по-прежнему не покидала своих комнат.

Меж тем занятия сына начались и проходили каждый день с раннего утра и до обедни. Вечером же юный граф поступал в распоряжение фра Микеле для обучения грамоте. Оба наставника были им весьма довольны. Хвалил его и Анри, который частенько наблюдал за тем, как племянник гарцует по двору на своем пони или практикуется в стрельбе из лука:

«Роллан ловок и смышлен не по годам. Из него получится славный воин».

Со счастливым сердцем я слушала Анри и все более проникалась к нему уважением и симпатией. Ведь от внимания матери никогда не укроется доброе отношение к ее чаду.

«Представьте, Алиэнора, как было бы славно обучить Роллана еще и плаванию. Сейчас воды графского пруда еще холодны, но с наступлением лета… В Италии дети сызмальства учатся плавать и оттого меньше подвержены болезням».

И я с охотой поддержала его предложение…

Внезапно дверь в покои графини Элинор распахнулась, и в комнату вбежала маленькая обезьянка, наряженная в шутовское платье. Ее появление служило сигналом для собравшихся – привратнику было велено отпускать ее с привязи всякий раз, как на двор въезжали всадники или карета. Зверек проворнее слуг взбирался по лестницам и получал за это лакомство.

– Ах, должно быть, батюшка вернулся! – радостно воскликнула девушка, подхватив обезьянку на руки.

– Тогда поспешите, дорогие мои, – сказала графиня. – Мы продолжим завтра.

Оживленно переговариваясь, молодые люди удалились. В дверях задержался лишь Бернар:

– Позвольте все-таки узнать, мадам, какое же средство тогда излечило от болезни его светлость? То был чудесный заморский эликсир?

– Напротив, его спасли самые обыкновенные вещи, те, что каждый имеет под рукой: молоко, мед, вино, перец и оливковое масло…

Подмосковье, Болшево. Наши дни

На плите грелось оливковое масло для компресса, рядом на столе были разложены марля, полиэтиленовая пленка и шерстяной шарф. Когда масло в ковшике закипело, в кухню вбежала Ольга. В одной руке она держала телефон, в другой – шерстяной носок.

– Черт! Черт! Теперь придется ждать, пока остынет! – в сердцах закричала она. – Господи! Ну, почему все это со мной происходит!!!

Бестолково заметавшись по кухне, она напрочь забыла про телефон, пока наконец голос из трубки не напомнил о себе:

– Эй! Ау-у! Колесникова! Ну где ты там пропала?

– Я здесь… прости, Алик. Просто я одновременно компресс Денису ставлю… – вернулась она к собеседнику.

– Слушай, Оль, так давай я попробую найти врача… Кто вам нужен-то, просто педиатр или аллерголог? – участливо предложил Поленов.

– Нет-нет, не стоит, спасибо… – Она прервалась, в трубке раздалось мелодичное французское курлыканье, Ольга говорила с сыном. – Attends, mon petit! Quelque minutes encore… [53]

Денис сидел в комнате, обложенный подушками, укутанный пледом, и терпеливо ждал. Ждал и кашлял, с тоской поглядывая на расставленные перед ним пузырьки с лекарствами. Кашель был сильный, надрывный и по звуку походил на собачий лай. Ольга отлично понимала, что это значит. Когда Денька так «залаял» в первый раз, то угодил в больницу с диагнозом ложный круп. Правда, тогда ему было всего два года. Именно в этом возрасте круп очень опасен, ребенок может просто умереть от удушья. С тех пор Денис болел им еще три раза. Ольга уже наизусть знала, как лечить и что давать. Знала она и то, что после пяти лет это заболевание уже не так опасно, скоро приступы прекратятся совсем. Но все равно очень испугалась. Во-первых, потому что они с Денькой оказались на даче, а не в Москве. А там по каким-то своим пенсионным делам осталась тетя Нина, всегдашняя палочка-выручалочка. Во-вторых, Ольга даже не успела прикрепить сына ни к одной из местных поликлиник. А для верности надо бы вызвать врача. Хорошо, но где его взять? Вариант с неотложкой Ольга отмела сразу, у них разговор короткий – госпитализация. Но если не они, то кто? Выручил, как всегда, Валера Торопко, у которого, по счастью, имелись знакомые не только в полицейской среде, он дал телефон отличного педиатра, правда, платного и дорогого… Но когда речь идет о ребенке, о деньгах не думаешь.