Екатерина Островская - Нет места женщине

Однако тут случилось нечто совсем неожиданное – охранник вдруг повалился на бок с таким грохотом, словно упал с большой высоты. Второй бросился на музыканта, хотел ударить, но промахнулся и, перевернувшись через голову, упал на пол. Музыка, прервавшись на несколько мгновений, зазвучала снова. И снова оборвалась. Потому что оба охранника вскочили… но для того только, чтобы снова упасть. Теперь уже все немногочисленные посетители ресторана тянули шеи, надеясь рассмотреть происходящее получше.

Парень, сидевший рядом с Ликой, резко встал и махнул рукой своим приятелям:

– Пацаны, наш клиент. Давайте разомнемся немного.

Они бросились к эстраде, и там закрутилась настоящая схватка.

– Во гады какие! – закричала Лячина. – Впятером на одного!

Из подсобного помещения прибежали официанты и даже один повар в колпаке. Но никто не решался вмешаться и остановить драку. Охранники, оказавшись в очередной раз на полу, просто отползли в сторону. Против спортсменов пианист продержался недолго – его оттеснили к выходу. Лица трех приятелей были разбиты в кровь, а один волочил за собой ногу, но все равно рвался в бой. В выражениях они не церемонились. В вестибюле крепким парням удалось повалить музыканта, и Лика поняла, что для того все может кончиться очень плохо. Она выскочила из-за стола и побежала в холл, чтобы предотвратить неминуемо страшное.

– Прекратите немедленно! – закричала девушка. – Какие же вы спортсмены, если втроем на одного пожилого и больного человека напали?

Как ни странно, это помогло. Спортсмены перестали бить мужчину ногами. А ее бывший партнер по танцам, ощупывая пальцами разбитый нос, выдохнул:

– Кто здесь старый и больной? Вон тот, что ли? Это нам повезло, что он пьян в сосиску, а так бы уделал нас к…

Парень посмотрел на Лику и вовремя замолчал.

Мужчина поднялся с пола. Одна бровь у него была рассечена, губы тоже были разбиты. Он поднял на Лику на удивление ясный взгляд и спросил:

– Девушка, а вы не помните, я рассчитался или еще нет?

– Вы уже заплатили, – ответила та, – так что домой идите скорее.

Лика вернулась к столу, за которым замерли ее сокурсницы, ошарашенные увиденным. Подошли спортсмены и сели. Парни переглянулись, посмотрели на свои разбитые лица, и один спросил:

– Что это было? Какой-то хмырь раскатал нас, как щенков. Вы свои рожи видели?

– На свою погляди сначала, – огрызнулся партнер Лики по танцам.

В гостиницу никто никого больше не приглашал. Спортсмены даже не допили свой коньяк, рассчитались и быстро ушли. Только один из них, уже отойдя на пару метров, вспомнил о том, что воспитанные люди прощаются, когда расстаются.

– Ну, пока, что ли, девчонки, – сказал он. – Чего-то мы сегодня не в форме…

И, хромая, отправился догонять своих приятелей.

Лика, пожалуй, забыла бы эту историю… Хотя нет, не забыла бы, конечно, но положила бы на какую-нибудь дальнюю полочку в своей памяти. Однако в тот вечер, когда возвращалась домой в такси, и на следующий день тоже вспоминала и удивлялась: как же изумительно тот человек играл на фортепьяно. Для нее было потрясением не то, что он лихо дрался, уходя от ударов и захватов, сам нанося сильные и точные, а то, как он сидел у рояля, как работали его руки и какие звуки рождались под его пальцами. А ведь мужчина спас ее: если бы не он, пришлось бы как-то отделываться от тех парней-спортсменов, которые рассчитывали затащить ее и еще кого-то из подруг в свою гостиницу. Пришлось бы отбиваться самой, убегать, звать на помощь полицейских, обращаться к прохожим… Кто же он такой, этот человек? И сколько ему лет? Вряд ли больше сорока. То есть, вероятно, ровесник Виталия. Но как они отличаются: Виталий всегда подтянут, аккуратно выбрит, тщательно следит, чтобы не было ни одной складочки на его одежде, чтобы обувь смотрелась новой, словно только что из магазина, сколько бы он ее ни носил. Правда, обувь свою он никогда не занашивал, не надевал одни и те же туфли два дня подряд, всегда протирал их, вернувшись с улицы, и убирал в одну из коробок, чтобы, не дай бог, не запылились. Таких коробок с его обувью в гардеробной имелось несколько десятков. А на том мужчине были поношенные ботинки, он был плохо выбрит, и костюм на нем сидел мешком. Впрочем, что думать о нем, ведь вряд ли Лика когда-нибудь встретит его еще…

Отпуск последние четыре года Лика проводила в Италии. Не одна, конечно, а с Виталием, который оплачивал все расходы, выбирая лучшие курорты и лучшие отели. И машины, которые он брал там напрокат, тоже были лучшими. И в нынешнем году Лика мечтала отправиться туда. Правда, ее денег хватит лишь на неделю отдыха в каком-нибудь трехзвездочном отеле Римини.

На встрече с сокурсницами она предложила отправиться в Италию компанией, но у подруг оказались свои планы на отпуск. К тому же те, кроме Лячиной, были замужем и не рисковали знакомить своих благоверных со Светой и Ликой. Понимали, конечно же, что у приятельниц и в мыслях нет отбивать у них супругов, но ведь в жизни случается всякое, всем известно, что мужчины – существа непредсказуемые. Одной лететь в Италию не то чтобы не хотелось, но отпуск вряд ли принесет радость, потому что убивать время, лежа на пляже, Лика не привыкла. Да и вообще путешествовать в одиночестве было не очень увлекательно. Да еще непременно возникнут ненужные воспоминания и ассоциации, которые радости не добавят. Она подумала немного и решила провести отпуск где-нибудь в другом месте. Например, съездить к Виолетте, которая много раз звала ее к себе.

Лика называла ее тетей, хотя Виолетта Владимировна приходилась девушке двоюродной бабушкой. Но как называть бабушкой цветущую женщину пусть и предпенсионного возраста, но выглядевшую значительно моложе своих пятидесяти лет? Тетка жила с мужем в Грозном, не работала, потому что Ваха Асланович был ответственным работником какого-то министерства. Он постоянно носил с собой черный портфель из крокодиловой кожи, а на голове шляпу с полями, которую забывал снимать, даже находясь в доме. Когда родственники приезжали в гости к Лике, мужчина часто уходил один по каким-то своим делам, встречался с земляками. Потом возвращался домой, где его ждал ужин, и садился за стол. Лика с теткой смотрели на него внимательно. После чего Виолетта Владимировна напоминала ласково:

– Ваха…

Только тогда он снимал с головы шляпу, которую называл почему-то «Горбачевым», и клал где-нибудь рядом с собой. Их у него было несколько. Не так много, как обуви у Виталия, но, приезжая в Питер, Ваха привозил обычно с собой пару шляп с одним и тем же придуманным им именем.

Конечно, поездка в Грозный не самый лучший отдых, но Лика неожиданно для себя позвонила тетке и сообщила, что прилетит.