Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3

Таиланд вдруг стал тюрьмой…

Роскошной, ласковой, красивой тюрьмой.

Хотя сначала казался сказкой.

Он замучил жарой, духотой, экзотикой, а главное – вопиющим бездельем.

Безделье и тягучая лень – вот, пожалуй, национальный колорит Таиланда, и Ольга этого хлебнула с лихвой, став его пленницей, заложницей и безмолвной жертвой.

День начинался изматывающей жарой и ею же заканчивался, переходя в душную, вязкую ночь.

В первый месяц Ольге нравилась эта жара. Ей все нравилось после суетной, холодной и высокомерной Москвы – роскошный дом с бассейном, в котором они поселились с Сергеем, безмолвные слуги, непривычно острая тайская еда, экзотические фрукты, обилие свободного времени, нега, в которую неизбежно загоняло безделье, солнце, пальмы, лазурное море…

Потом все это немного приелось, и все чаще вспоминалась Москва – с ее пробками, гололедом, ветром, перепадами температур и бесчисленным количеством дел, которые нужно успеть переделать, но они придают жизни смысл, тонус и яркие перспективы.

В Таиланде жизнь замерла, как змея на солнце.

А главное – Сергея почти никогда не было дома. Он приезжал поздно вечером – очень усталый, но довольный, что строительство отелей идет хорошо, и уезжал рано утром, наспех позавтракав, – слегка отстраненный и уже озабоченный предстоящими встречами, переговорами и посещениями объектов…

Для Барышева Таиланд не стал тюрьмой по одной простой причине – у Сергея здесь было дело, за которое он болел всей душой, и оно занимало все его мысли и время. Сергей не замечал ни жары, ни духоты, и Ольге иногда казалось – он и ее с Петькой не особо-то замечает… Ее это не обижало, она знала, что такое болеть душой за важный проект. Она понимала – пройдет сложный организационный период, все устаканится, встанет на свои рельсы, и Сергей будет прежним – внимательным, заботливым, понимающим.

А пока…

Ольга пыталась занять себя заботой о маленьком Петьке, рисованием, шопингом, домашними хлопотами. Правда, шопинг надоедал быстрее, чем солнце, домашних хлопот не получалось – в доме сновали бесчисленные слуги, которые делали всю работу, а Петьку из рук не выпускала добросовестная тайская нянька.

Оставалось рисование, и Ольга писала акварелью и маслом бесчисленные тайские пейзажи и натюрморты, похожие друг на друга, как туристические буклеты, – пальмы, море, безоблачное голубое небо, экзотические фрукты, живописно разложенные на серебряном блюде…

Утром она вынесла этюдник во двор дома, устроилась под зонтом перед бассейном и твердо решила – хватит слащавых пейзажей и натюрмортов, сегодня нарисую портрет. Эти тайские лица такие загадочные.

Ольга хотела позвать няньку в качестве модели, но… вдруг схватила сангину и быстрыми штрихами начала рисовать по памяти портрет Костика… А потом – Миши и Маши…

На глаза навернулись слезы.

Господи, кто бы знал, как сильно она за эти полгода соскучилась по детям, оставленным в Москве с няней, чтобы не прерывать учебу в спецшколе. Кто бы знал, как рвет душу эта разлука, как ей хочется их обнять, каждому нашептать на ухо какие-нибудь нежные глупости.

Костик, мой медвежонок маленький…

Машунь-лапунь, принцесса, красавица…

Мишка, как же ты вырос, скоро папу перегонишь, богатырь…

Портреты получились схематичными, но точными, с характерными чертами детей, узнаваемыми и родными.

Ольга глянула на часы – Мишка и Маша сейчас собираются в школу с углубленным изучением языка, Костик останется дома с няней – у него вторая смена… Няня займется с ним уроками, а потом отведет в гимназию. А вечером придет Надя и…

…Устроит веселый кавардак с бурными играми, криками, беготней по комнатам и всяческими придумками, от которых няня схватится за сердечные капли и будет бормотать о «сумасшествии» Надьки, о «недопустимой перевозбудимости» Костика…

После детдома Костик долго оттаивал, Ольга над ним тряслась, но Надя, глядя на это, однажды заявила:

– Хватит вести себя с ребенком, как с больным!

И научила Костика делать из стручков акации свистульки. И свистеть в них.

Ольга чуть с ума не сошла потом от этого свиста, но признала, что сын погибшей подруги Зои уже не травмированный ребенок, а нормальный пацан. И перестала с ним сюсюкать…

Ольга схватила мобильный и позвонила Надежде. Сил не было, как хотелось поговорить с ней о детях, о погоде в Москве, о жутких пробках, о своей тайско-райской тюрьме, о том, как она мечтает о жареной картошке и соленых огурцах вместо опостылевших нойны и питахайи и мокром снеге вместо надоевшего палящего солнца.

У подруги жизни, конечно же, был занят телефон. Зная Надьку, Ольга поняла, что ближайшие два часа звонить ей бесполезно…

Она вздохнула, нажала отбой. Хотела позвать тайскую няню, чтобы та ей попозировала, но, передумав, снова схватила телефон.

«Дозвонюсь, во что бы то ни стало, – решила Ольга. – Даже если придется непрерывно звонить два часа…»

Надя набирала Ольгу уже пятнадцать минут, но ее телефон был все занят и занят.

«Нет, ну с кем она так долго болтать может, – с раздражением подумала Надя, – там ведь по-русски никто ни бум-бум, а Ольга по-английски только – «плиз», «сори» и «о’кей»!

Все равно дозвонюсь», – упрямо решила Надя, сбрасывая и вновь повторяя вызов.

За окном хлопьями валил снег, небо затянули тяжелые свинцовые тучи, и настроение было под стать этому хмурому дню – хоть плачь!

Димка-маленький всю ночь протемпературил, а Димка-большой психовал из-за тендера на крупный рекламный заказ и не соображал вообще ничего – что сын болеет, что она извелась одна дома от безделья, от вынужденного заточения в стенах квартиры и… от ревности, будь та неладна.

Тендер тендером, а видела она этих заказчиц в мини, с томными взглядами. Да и агентские дамочки крутятся, крутятся возле Грозовского – как кошки вокруг сметаны, стараясь привлечь его внимание разрезами и декольте. Тьфу…

А тут – кухня, спальня, детская, халат, тапки и… жгучая ревность, которая, как зубная боль, отравляет жизнь, не давая ничем насладиться – ни прогулками с сыном, ни покупками, ни готовкой всяких вкусностей, которые Димка любит, ни обустройством квартиры, ни бездельем, в конце концов… Не так уж часто в ее жизни случались моменты, когда не нужно нестись на работу.

Пожалуй, это первый такой момент и был.

Но отсутствие работы – а домашние дела Надя работой никогда не считала – неожиданно для нее самой обернулось подозрительностью и желанием застукать Димку «с поличным». Надрать бы какой-нибудь фифе шевелюру, а Грозовскому отвесить пощечину и… успокоиться. И дальше заниматься ребенком и домом… Никуда он не денется, Димка. Он любит ее и Дим Димыча, любит так, что все эти мини, разрезы и декольте – просто отвлекающе-раздражающие моменты.