Галина Куликова - Штучки-дрючки в Провансе

Несмотря на то что дом был довольно большим, построенным хитро, с переходами и двумя террасами, Жора довольно быстро сориентировался. Возможно, среди всего этого молчаливого нагромождения бетона, туфа, мрамора, декоративного ракушечника и мореного дуба он, как аллигатор, обнаружил добычу всего лишь по упрямому биению человеческого сердца. Не таясь и не думая о том, что пленник может с ним заговорить, Жора внимательно осмотрел дверь и сплюнул. Работа представлялась ему несложной, но и заплатили за нее с гулькин нос.

Некоторое время ушло на то, чтобы притащить к двери кирпич и замесить раствор. Скинув куртку, он принялся за дело, и когда первый пот промочил его видавшую виды майку с крохотными, будто бы прогрызенными жучками-древоточцами дырками, из-за двери его окликнул хриплый низкий голос:

– Эй! Слышишь меня?

Тембр голоса ясно давал понять, что горло говорящего высохло, как старая коряга, выброшенная на солнцепек. Столько в нем было дерущей слух хрипоты.

– Слышу, – сказал Жора, сунув в рот сигарету и хищно щелкая зажигалкой. – Слышу, но не вижу, – добавил он и хохотнул, радуясь собственной шутке.

Среди своих хохмить ему не дозволялось: каждая его попытка завершалась комментариями о том, что он тупой и к тому же дятел и лучше ему держать клюв на замке. Он и держал, веря тому, что он действительно тупой, и не видя в этом никакого для себя унижения.

– Когда я смогу поговорить с твоим боссом? – голос появился снова, и Жора поморщился. Он не особо любил болтать во время работы, его это отвлекало. Он опасался сделать что-нибудь не так.

– Если босс придет сюда, поговоришь, – глубокомысленно изрек Жора.

По тому, как сильно и сладко он затягивался, становилось ясно, что он никогда не слышал слова «флюорография» и не видел страшных иллюстраций с подписью: «Легкие курильщика».

– А когда он придет? – поинтересовался настырный голос.

Жора ничего не ответил, затоптал бычок и снова принялся за дело. Шлепанье мастерка, выравнивающего цемент, доставляло ему удовольствие, и он нетерпеливо поморщился, когда голос возник снова. Теперь он звучал гораздо ближе, словно тот, кто находился внутри, приник к двери щекой.

– Кроме тебя, здесь есть кто-нибудь?

Жора на секунду задумался: если сказать, что он тут один, не будет ли для него это опасным? Потом понял, что бояться ему нечего, но на всякий случай ответил:

– Есть кое-кто.

– Позови! – потребовал голос, и Жора впервые за все это время забеспокоился.

Командные нотки всегда рождали в его душе неуютное чувство – вины или страха, и он спешил поскорее исполнить приказание. Однако тот, кто находился внутри комнаты, был пленником, его надлежало замуровать. Ему сто раз повторили это слово – замуровать! – вбивая его в голову Жоры, словно гвозди в сухую доску.

– Да пошел ты, – наконец ответил он и стал работать быстрее, чтобы избавиться от этого надоедливого типа. – Я с тобой больше не разговариваю, – на всякий случай сообщил он, чтобы оправдать свое грядущее молчание.

После чего отключился и не вникал в слова, доносившиеся до него из-за свежей кирпичной кладки и становившиеся все глуше и глуше. Завершив начатое, Жора убрал за собой, оттащив инструменты, ком шуршащей клеенки и остатки раствора в сарай. Путь туда лежал вдоль задней стены дома, и Жора во время третьей ходки сообразил наконец, что движется мимо той самой пристройки, дверь которой он только что заложил кирпичом. Остановившись, он огляделся по сторонам, словно обозревал окрестности глазами узника и прикидывал, можно ли отсюда выбраться.

Вокруг было очень много зелени. Дикий орешник перевалил через стену и вломился в благородную изгородь садовых кустарников. Его большие желтые листья нахально смешивались с алой листвой боярышника, украшенного лаковыми каплями ягод, нависали над жесткими кустами ирги и кругло остриженным крыжовником. И тут взгляд Жоры упал на круглое окно, зиявшее в скошенной крыше пристройки, словно потайной ход. Оно находилось на небольшой высоте, стекло в нем было разбито.

Жора, конечно, не блистал умом, как академик Ландау, но даже он понимал, что означает слово «замуровать». Поэтому разбитое окно, украшенное искрящимися, как лед, зазубринами, невероятно его взволновало. Недолго думая, он принес из сарая короткую лестницу и взобрался на скошенную крышу. Лег животом на холодную, пропитавшуюся осенней влагой черепицу, подтянулся на руках и заглянул в окно.

Пленник сидел возле дальней стены, привалившись к ней спиной. С первого взгляда было ясно, что он здорово изможден. «Может, его уже очень давно заперли, – подумал Жора, – а может, парень скакал по комнате, бился в дверь, пытался рыть подкоп и орал во все горло, призывая на помощь. Вот и выбился из сил. Окно-то ведь он как-то сумел высадить. Наверное, подпрыгивал и лупил в него ботинком. И много ли ему проку от этого окна?»

На самом деле прок был, но Жора об этом не догадывался. Ночью шел сильный дождь, и несколько увесистых капель воды, скопившейся в листьях, скатилось в дрожащие, сложенные лодочкой ладони пленника. Конечно, нескольких капель было мало, слишком мало! Губы пленника растрескались, как земля, которую выжаривает солнце, а засуха ломает неровными ломтями.

Перевернувшись с живота на спину и упершись каблуками в удачно подвернувшуюся металлическую скобу, Жора достал из кармана мобильник и набрал заученный наизусть номер. Ему никто не ответил. Гудки были такими длинными и громкими, что, казалось, их слышно на весь лес.

Он продолжал ждать, глядя в серое небо, клубящееся, словно дым над печной трубой. В кронах деревьев что-то стрекотало и прыгало, один раз над его головой пролетела увесистая распушенная белка. В противовес кипящей наверху жизни у Жоры появилось чувство, будто он лежит на свежевырытой могиле. Однако чувство было мимолетным и тут же ушло, уступив место глубокому и простодушному недоумению. Ни один телефон из трех, которые были отпечатаны в его памяти, не отвечал. Это показалось ему неправильным, странным.

Он спустился вниз, зацепившись штаниной за невидимый гвоздь. Тихо матерясь, дернулся, и что-то с треском порвалось, заставив его разозлиться. Почему никто не отвечает? Он выполняет важную миссию, и у него возникли вопросы. Что, черт подери, ему теперь делать? Добравшись до машины, он плюхнулся на водительское сиденье, твердо решив ехать домой. Однако мысль о том, что потом, возможно, ему прикажут возвратиться, чтобы завершить начатое, заставила его остаться на месте. К тому времени вместо живого чувака в комнате запросто может оказаться трупешник, и тогда из окна будет вонять, как из склепа. Наверное, надо заложить эту дыру прямо сейчас, не дожидаясь указаний. Но что, если дядя хочет, чтобы чувак пожил подольше? Дядя ведь должен знать об этом окне, будь оно неладно!