Валерия Вербинина - Ее любили все

– Ради бога, простите, Валентин Степанович, – пробормотала растерянная Виктория.

– Ничего, ничего, – успокоил ее хозяин дома и улыбнулся. – Я и не подозревал, что ваш друг так чувствителен к критике в ваш адрес!

– Да уж! – хмыкнул Макс, покосившись на Викторию.

Подгорный громко объявил, что не в его привычках находиться там, где ему не рады, и что он собирается незамедлительно вернуться в Москву. Однако Адрианов стал уговаривать его остаться. В конце концов, Лев ведь хорошо знал его покойную жену, и они собрались здесь вовсе не для того, чтобы ссориться. Лично он будет очень огорчен, если Подгорный уйдет. А потом, Наталья так старалась, приготовила его любимое мороженое. Услышав про мороженое, критик малость смягчился.

– Хорошо, – сказал он наконец, – я остаюсь, но исключительно из уважения к вам, Валентин Степанович. Только пусть этот господин, – он подбородком указал на Кирилла, – держится от меня подальше!

– А может быть… – несмело начала Илона Альбертовна. Она хотела предложить, чтобы буян и бузотер Кирилл удалился, но секретарь Адрианова опередил ее.

– Не волнуйтесь. Я сяду между ними и прослежу, чтобы все было хорошо.

Мягкий, очень спокойный голос. Даже не спокойный, а успокаивающий, вселявший надежду, что все будет именно так, как должно быть. Невольно Виктория поглядела на Олега Петровича внимательнее.

– В самом деле? – с сомнением проговорила Илона.

– А еще мы посадим между ними Кавериных, – вмешалась Лиза. – Они еще не приехали?

– Надя звонила, передавала, что они задержались в дороге и будут позже. – Илона Альбертовна беспомощно пожала плечами. – Сколько хлопот, сколько хлопот, – она понизила голос, – и из-за кого!

Олег Петрович отошел. Филипп зевнул и прикрыл рот рукой.

– В любом случае, – сказал он скучающе, – все это скоро кончится. – Он обернулся к жене. – Ты сказала Наталье, чтобы она подавала на стол?

– Да, конечно.

– Неужели этот новый секретарь тоже с нами сядет? – с тревогой спросила Илона Альбертовна, до которой наконец дошел подтекст фразы Олега Петровича. С ее точки зрения, секретарь был чем-то вроде прислуги, и она сомневалась, что его присутствие за столом целесообразно. Было бы куда лучше, если бы он остался на кухне вместе с Натальей, дочерью домработницы Машей, которая помогала ей по хозяйству, и шофером Доронина.

– Конечно, сядет, – сердито сказала Лиза. Неуместный снобизм матери коробил ее, тем более что секретарь стоял всего в паре шагов от них и мог все слышать. – Так распорядился отец.

– Будем надеяться, он знает, что делает, – с сомнением ответила мать.

Дверь хлопнула, впустив холодный воздух. Вместе с воздухом в кухню ворвалась невысокая девушка без шапки, в куцей курточке, которая даже с натяжкой не могла сойти за зимнюю, обтягивающих джинсах и ботинках армейского типа. Наталья Долгополова, подняв голову, укоризненно посмотрела на дочь.

– Шестой час уже, а еда не готова, потому что я одна со всем не справляюсь, – проворчала домработница, перемешивая салат. – И где тебя только черти носят, Маша?

– Что, баре без меня не обойдутся? – насмешливо парировала девушка. Вблизи было видно, что у нее курносый нос, мелкие, но довольно приятные черты лица и дерзкие светлые глаза. Оба уха были проколоты по три-четыре раза, ноздрю и губу украшал пирсинг. Она потерла покрасневшие от мороза руки и стала стаскивать куртку.

– Ты бы хоть варежки с собой носила, горе ты мое, – буркнула Наталья, заправляя салат оливковым маслом.

Не отвечая, Маша подошла к двери, которая вела во внутренние помещения.

– Я с дороги видела – чуть ли не все окна в доме горят. Что, много народу понаехало?

– Да все свои, – отозвалась мать. – Валентин Степанович, Илона Альбертовна, дочка, зять и друзья покойницы. Те, которые были на ее похоронах.

– Можно? – С этими словами со двора в кухню вошел шофер Доронина. – Эка у вас тут душевно-то! Тепло!

Маша мрачно посмотрела на него.

– Ты еще кто такой? – неприязненно спросила она.

– Шофер, – ответил вновь прибывший и непонятно отчего хохотнул.

– Ну и катись отсюда, шоферюга, – еще неприязненнее проговорила Маша, и ее глаза сверкнули.

– Ишь ты, какая умная, – задумчиво протянул шофер. – Шла бы сама, а?

Маша смерила его взглядом, но поняла, что взглядом собеседника с места не сдвинешь – слишком уж уверенно он стоял на ногах. Поэтому она ограничилась тем, что подошла к столу и, смачно харкнув, плюнула в салат, который готовила ее мать.

– Машка! – рявкнула Наталья, хватаясь за полотенце. – Ах ты дрянь!

– Баре! – презрительно процедила Маша. – Ничего, слопают!

И удалилась, хлопнув дверью. Наталья беспомощно поглядела на шофера, ставшего свидетелем безобразной выходки, и, тяжело вздохнув, выбросила почти готовую еду в мусорное ведро.

– Что, некому по шее накостылять? – понимающе спросил шофер. – Переходный типа возраст, да?

– И не говорите! – воскликнула Наталья. – Что с девкой творится, ума не приложу! Ведь такой хороший ребенок был!

– А где ее отец? – поинтересовался шофер, усаживаясь за стол.

– Там же, где и другие отцы, – туманно ответила домработница. – Ты есть хочешь? У меня толком и не готово ничего.

– А давайте я вам помогу, – предложил шофер. – Морковку нарезать хотя бы. Или яблоки.

– А справишься? – с сомнением спросила Наталья. С ее точки зрения, готовка была священнодействием, которое ни в коем случае нельзя доверять посторонним лицам. Даже если речь шла лишь о том, чтобы нарезать морковку.

– Да я один живу, сам себя кормлю, – пожал плечами шофер. – Давай сюда доску.

В противоположном крыле дома тем временем шел совершенно иной разговор.

– Представляете, я недавно чуть ногу не сломала. Иду по улице, и вдруг мне навстречу черный кот! И нагло так переходит тротуар перед моим носом!

– Да что вы говорите, Илона Альбертовна!

– Ну я, конечно, сразу же повернула обратно. Но нога у меня как-то скользнула, и я чуть не упала! Это же ужас что такое!

Виктория покосилась на секретаря, который сидел с совершенно невозмутимым видом.

– Самовнушение, – пробормотала она себе под нос.

– Что, простите? – живо обернулась к ней Илона Альбертовна.

Хотя первая жена Адрианова постоянно жаловалась на то, что слух у нее с годами становится все хуже, при случае она могла прекрасно расслышать фразу, вполголоса произнесенную в другом конце комнаты.

– Психологи это наверняка объяснят лучше, чем я, – спокойно сказала Виктория. – Но, в общем, имеют место два момента: самовнушение и отбор подходящих моментов. Черный кот – это классический пример суеверий. Человек его видит, пугается и подсознательно настраивает себя на худшее. Если ничего особенного не произойдет, он все равно выберет из ближайших по времени происшествий негативные и свяжет их именно с котом. Как видите, все очень просто.