Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда»

Секретарша бесшумно появилась в кабинете, поставила на стол поднос со свежесваренным кофе:

– Сергей Леонидович, к вам Николай Иванович по поводу рекламных буклетов. Примете?

Но Барышев своего зама по рекламе принимать не стал. Пусть сам разбирается. Еще не хватало гендиректору лично заниматься какими-то буклетами.

По дороге в кабинет Ольгу перехватила Дарья:

– Оль! Поговорить надо. У меня проект по детскому питанию завис, Бойко не справляется.

Ольга кивнула:

– Заходи, говори. Только по-быстрому. У меня в два встреча.

– Да я, собственно, все сказала. Вот эскизы Вадима. Сама посмотри.

Ольга отпустила Дарью, посмотрела эскизы. Эскизы никуда не годились. Ну что ж, Вадим. Видит бог, ничего личного. Просто пора платить по счетам.

Ольга нажала кнопку селектора и попросила вызвать к ней Бойко.

Через минуту в дверь постучали, вошел Вадим, плюхнулся в кресло:

– Привет!

– Привет, Вадик.

– Чего вызывала?

– У меня есть для тебя сообщение, Вадим. Ты уволен.

Бойко похлопал глазами, открыл рот. Потом снова закрыл и опять открыл, привстал в кресле…

– Я… не понял.

Ольга откинулась в кресле, посмотрела на него:

– Ты все понял, и я все поняла. Давно. Денежки получишь в бухгалтерии.

Вадим снова плюхнулся в кресло:

– Я… Я никуда не уйду. Ты права не имеешь.

Губы у него дрожали. Ольге даже на секунду стало его жалко. Впрочем, на войне как на войне. Ее что-то не больно много жалели.

– О’кей, – Ольга повернулась к монитору. – Тогда дуй в народный суд. С жалобой.

– Ты… Я… Я тут шесть лет работаю!

Ольга кивнула:

– Я в курсе. Следующие шесть лет будешь работать в другом месте. Только вряд ли ты там столько протянешь. Ты плохой работник, Вадик.

– А ты… ты… ты сука!

Ба! Да он сейчас заплачет!

– Это всем известно. Давай, Вадик. Вперед. На родину слонов. – Запищал селектор, голос секретарши из динамика сообщил, что на второй линии – Дмитрий Эдуардович. Ольга сняла трубку, повернулась к Вадиму спиной.

Он понял, что аудиенция закончена, что сука из Урюпинска его проглотила и не подавилась. Сука! Мразь! Самородок хренов! Вадим вскочил, выбежал из кабинета, шваркнув дверью так, что со стеллажа посыпались коробки с дисками.

– Что у тебя там за тарарам? – раздался голос Грозовского в телефонной трубке.

– Я Вадика Бойко только что уволила. Судя по всему, он расстроился. Он до тебя еще не дошел?

– Да я не в офисе. К заказчикам мотался, вот только подъезжаю.

– Ну, ты имей в виду, что Бойко притащится на меня жаловаться.

– Ладно. Буду иметь.

– Дим, я хотела тебе спасибо сказать. Ты извини, я с утра…

– На здоровье. Ты там со своим этим… в рамочках держись. Не истери. Может, мне поприсутствовать?

Но Ольга не хотела, чтобы кто-нибудь присутствовал при ее разговоре со Стасом. Особенно – Грозовский. Она хотела поговорить сама, с глазу на глаз. Пообещав, что будет держать себя в руках, Ольга отчиталась о поездке в «Строймастер» – тухляк, клиент, как обычно, сам не знает, чего хочет, и так далее, и так далее…

Слушая отчет про «Строймастер», Дмитрий вышел из машины, направился к офису. У входа курил Бойко. Заметив Грозовского, выкинул сигарету, сунул руки в карманы.

– О! Бойко, собственной персоной, похоже, меня караулит, – сообщил Грозовский в трубку. – Что мне с ним делать?

Ольга на том конце провода хохотнула:

– Поцелуй его, если хочешь. Но обратно не бери.

– Поцелую, – согласился Грозовский.

Нажал отбой, поднялся на крыльцо конторы и, бросив на ходу двинувшемуся было навстречу Бойко: «Вадим, ты уволен!», скрылся в вестибюле.

Без пяти два в кабинет заглянула секретарша:

– Ольга Михайловна, к вам господин Громов. Впустить или пусть подождет?

– Пусть заходит.

Секретарша открыла дверь пошире, впустила Стаса. Он потоптался на пороге – чужой, неуместный, в идиотских остроносых штиблетах. Как это у Булгакова было в «Собачьем сердце»? «Что это у вас, Шариков, за сверкающая чепуха на ногах? – Да вы что, папаша, шикарные ботинки, на Кузнецком вон все в лаковых…» М-да… Шариков и есть… Полиграф Полиграфович.

Стас потоптался-потоптался, потом все же зашел в кабинет. За ним, цокая каблуками, как кавалерийская лошадь, вошла Зина. О как! Значит, вдвоем пожаловали. По-семейному, так сказать. Ну да ладно, какая разница, в конце концов!

Ольга кивнула Стасу на диван для посетителей: садись. Зину она старательно не замечала.

Стас сел на краешек дивана – прямо, будто аршин проглотил. Нервничает. Правильно нервничаешь, молодец. Зина тоже, по всей видимости, волновалась, но виду старалась не показывать – закинула ногу на ногу, выставила вперед обтянутый леопардовой кофтой бюст пятого размера, положила руку Стасу на колено. Боится, что Ольга его начнет обратно требовать, что ли?

Ольга смотрела на Стаса, и внутри росло удивление: неужели вот этого, в лаковых штиблетах, она считала великой любовью своей жизни? За него пошла в тюрьму? У него в ногах валялась, ползала в грязи, умоляла ее не бросать? Невероятно!

– Богато живешь! – Стас повертел головой, улыбнулся натянутой, жалкой улыбочкой.

Ольга отошла от окна, села за стол:

– Зачем ты приехал?

Стас помотал головой:

– Ну вот чего так сразу-то – зачем приехал? Повидаться приехал. Я че, не могу с бывшей женой повидаться?

Зина ткнула его локтем в бок. Стас покосился на нее недовольно, отвернулся.

Ольга повторила вопрос:

– Зачем ты приехал, Стас?

– Я ж говорю! Повидаться!.. – Стас изобразил на лице недоумение и немного – оскорбленной невинности.

Ольга шагнула к двери, распахнула:

– Стас, у меня очень мало времени и очень много работы. Если ты со мной повидался, то пока.

Бывший муж слегка обалдел, но Зина не терялась.

– У нас к вам дело! – сообщила она.

Ольга на нее даже не глянула.

– Стас, ты отнимаешь у меня время.

Тот снова замотал головой – вот так же мотал когда-то, перед тем как сказать ей, что полюбил другую, что разводится. Все та же манера. Он у нас парень добрый, не любит о неприятном…

– Мне с тобой… поговорить бы. Я… по делу приехал. Правда. Мне поговорить надо.

– О чем?

– О детях… о детях наших, вот о чем.

Ольга закрыла наконец дверь, вернулась на место:

– Я тебя слушаю.

Стас начал что-то лепетать насчет того, что у детей все в порядке, что Мишка на хоккей ходит, а Машка – на танцы, что они, как говорится, растут, и Миша совсем большой, а Маша… того, поменьше… Но тут снова встряла Зина, которой эта канитель, похоже, порядком надоела:

– Забирайте их себе. Я замучилась уже! Я не лошадь ломовая, а все на мне – еще и детей чужих поднимать! Зачем они мне сдались, если у них живая мать есть, да еще богатая? У меня свой ребенок будет. Мне чужих не надо! То, се, пятое, десятое. В школу, из школы, детский сад, щи, борщи, котлеты! Хватит, я за вас напахалась!