Галина Романова - Любовь окрыляет

Геннадий Иванович Сошкин оказался тем самым парнем, с которым Карпов столкнулся нос к носу у подъездной двери в вечер убийства Натальи Ивановны. Он безо всякого сожаления диктовал Симакову под протокол свои показания, в которых с точностью до минуты указал время их встречи. И даже про то, что машину Карпов оставил в другом дворе, поведал.

– А это, надо полагать, для конспирации? – скорее утверждал, чем спрашивал Игорь Сергеевич, усердно заполняя форму протокола. И кивал догадливо: – Конечно, вдруг теща увидала бы, как зять крадется к любовнице. Скандал!

– Конечно, – кивнул Карпов, еще не осознав, куда тот клонит.

– А она ведь и увидала, так, Глеб? И грозила разоблачением? И потому-то ты ее по голове и шарахнул? А чем, позвольте спросить?

– Никто меня не видал! – рычал Карпов, теребя кадык, пытаясь избавиться от невидимой удавки.

– Не видал… А зачем же тогда, если она тебя не видела, ты ее убил?

Это Симаков уже вполголоса, будто бы для себя бурчал, а сам писал, писал, писал под диктовку Сошкина.

– Ну а как же твоя машина оказалась возле «Фортуны» в разгар рабочего дня, не подскажешь? Что ты там делал?

– Не помню я, – честно признался Карпов. – В магазин, может, заехал, может, возле киоска остановился минералки купить. Ты всегда помнишь, в какую минуту и что ты делал? Вот будто обрубило что-то в памяти, и все. Не помню я!

– И Нину его тоже не помнишь? – недоверчиво мерцал очами Симаков и все гладил и гладил себя по намечающейся лысине, будто заранее хвалил себя за успех. – Как во дворе с ней рассыпался, не помнишь?

– Нет, ну подходила ко мне какая-то женщина, заговаривала со мной. Можно даже сказать, заигрывала. Но я не знал, Нина она или Марина.

– Пусть так, пусть так… – кивал, как будто соглашаясь, Симаков и снова терзал его вопросами.

Что особенно противно было Глебу, так это то, что говорил с ним Симаков в присутствии человека, которого не далее как днем сам же внес в список подозреваемых. Метод у него, что ли, такой, или ему вообще по барабану: кто и что чувствует при этом, лишь бы дело продвигалось.

Он несколько раз порывался убедить Симакова в том, что у него есть алиби как на момент убийства его тещи, так и на момент убийства Нины Сошкиной. Но тот лишь недоверчиво лыбился и утверждения Кристины Назаровой считал полной ложью.

– Нет, ну сам подумай, как может свидетельствовать в твою пользу человек, который сам находится у меня на подозрении!!! – шептал он ему, отослав Сошкина в кухню за водой. – Если через три дня ты не представишь мне сведений, обеляющих ее, я ее просто закрою до суда, и все!

– А что потом?!

– А потом… Потом тобой вплотную займусь. Может, и тебя следом за ней закрою. Дело-то дурно попахивает, дорогой ты мой Глеб. Очень дурно! И меня начальство трясет, пойми!..

Вернулся из квартиры Сошкина Глеб совершенно разбитым и подавленным. У него не хватило сил даже на то, чтобы по достоинству оценить запеченную в духовке курицу под каким-то сложным соусом. Проглотил, почти не пережевывая, поблагодарил и поспешил укрыться в ванной.

Потом была тяжелая ночь с ее слезами, с его тяжелыми размышлениями. Безрадостное утро следом. Звонок Светки добил окончательно.

– Развлекаешься, сволочь? – прошипела она, позвонив ближе к одиннадцати утра. – Из постельки еще небось не вылез?

– Чего тебе, Света? – спросил Карпов и вдруг к стыду своему осознал, что ни разу за последние три дня не вспомнил о сыне. – Как Ванечка?

– Заехал бы и узнал, – буркнула она, но все же сжалилась: – Нормально он. К сестре я его отправила в поселок.

– Зачем?

– В саду карантин. А я на работе! А ты мог бы и с сыном посидеть, все равно в отпуске теперь, – тут же зашлась она в крике. – А ты вместо этого по чужим койкам прыгаешь! И дома не показываешься!!!

– С сыном я не то чтобы посидеть, я бы его даже к себе забрал, пока ты личную жизнь устраиваешь с Жоржем со своим. Но я не против, устраивай! – еле сдерживаясь, чтобы не кричать, как она, заговорил Карпов. – Но мне некогда, милая! И не потому, что из койки не вылезаю. А потому, что по милости твоей оказался под подозрением у следственных органов! И теперь мне надо уйму усилий приложить, чтобы обелить свое честное имя! Чем, собственно, я и занимаюсь.

– Занимайся не занимайся, тебе все равно сидеть, – фыркнула его гадина-жена и отключилась.

И тогда он…

Признаться себе, что он сник и сдался, что совсем не хочет бороться за себя, Карпов сумел только сейчас, когда бесцельно маршировал от угла супермаркета до газетного киоска и обратно. В тот момент он просто ослеп от злости и гадливости. Пометавшись бесцельно по квартире Кристины, он перетащил громадный фикус с балкона в угол гостиной. Потом с чего-то схватился за тряпку и начал протирать мебель от пыли. Чего его так разобрало? Хотел быть полезным? Так пользу следовало в другом месте приносить. Симаков ему всего три дня дал. Если сам себе помочь не в состоянии, так как не знает, с чего начинать, то Кристине он просто обязан помочь.

Тогда-то и созвонился со знакомым, которого просил пробить номер автомобиля. И в БТИ Наташе Степановой позвонил, ее он насчет гаражей железных озадачивал. Записал под диктовку адреса хозяев и поехал на встречу с Витей Нестеровым, обещавшим помочь ему. А тот все опаздывал и не ехал, и телефон вдруг оказался у него вне зоны. Может, соскочить решил? Услыхал небось новость, что Карпов теперь сам под следствием, и…

До конца плохо додумать про Витю у Карпова не получилось. Тот подкатил к газетному киоску на новеньком джипе и посигналил.

– Чего телефон-то отключен? – пожал ему руку Карпов и полез внутрь вкусно пахнущего автомобильной косметикой салона. – Думал, уж не приедешь.

– С какой стати? Из-за того, что на тебя кто-то бочку катит? Плохо ты меня знаешь, Карпыч! Мы своих в беде не бросаем!

– Узнал? – Глеб через силу улыбнулся и, протянув руку, требовательно шевельнул пальцами.

– Узнать-то я узнал, только… – Витя полез в карман кожаной куртки, достал листок бумаги, но отдавать не стал. – Только прежде чем отдам тебе сведения, хотел бы я знать, зачем они тебе?

– Не понял! – Глеб нахмурился. – Денег, что ли, надо?

– Ну, ты и скотина! – обиженно засопел Витя и убрал листок бумаги обратно в карман. – Короче, пока не скажешь, ничего тебе не дам.

– Почему? – Глеб прищурился. – Потому что кто-то на меня бочку катит и я в беде оказался? Так?

– Не так! – передразнил его Витя и снова полез в карман. – Потому что ты в беде, мать твою! И я не хочу, чтобы ты еще в большей беде оказался.

– Из-за старого «Москвича», что ли? – хмыкнул Карпов, начав внимательно читать записи Вити Нестерова.

Фамилия, имя и отчество мужчины семьдесят второго года рождения ему ничего не сказали, адрес тоже был неизвестен, окраина какая-то, но Витя смотрел очень странно на него, очень. Будто заранее жалел его или что-то в этом роде.