Ирина Мельникова - От ненависти до любви

– Сева, я тебе случайно не мешаю? – спросила я, стараясь не смотреть на Замятина. – Тебе нужно пожаловаться на судьбу?

Сева сердито хмыкнул, а Замятин прищурился и пожал плечами, но промолчал. Я демонстративно закрыла глаза и сделала вид, что задремала. Пусть болтают о чем угодно, а меня оставят в покое!

Моим попутчикам, кажется, расхотелось разговаривать. Изредка они перебрасывались словами, но они касались в основном ходовых качеств машины и дороги, которая при дневном свете выглядела во сто крат более грязной и разбитой, чем ночью.

Я изо всех сил старалась задремать. Машину немилосердно трясло и подбрасывало на ухабах. Пару раз она принималась буксовать, отчего грязь разлеталась веером, покрыв стекла густым налетом. Теперь невозможно разглядеть, где мы находимся, хотя дорогу я знаю как свои пять пальцев.

На третий раз «Нива» увязла основательно. Мотор надсадно ревел, грязь фонтанировала, Сева хрипло ругался, но все впустую. Наконец мужчины выбрались наружу, оставив меня в салоне наблюдать за их попытками вызволить машину.

Я приоткрыла дверцу и выглянула наружу. Сева с топором в руках направлялся к зарослям, затянувшим обочину дороги, а Замятин, присев на корточки, заглядывал под колеса. Его ботинки были густо забрызганы грязью, штаны тоже перепачканы в глине. На секунду я пожалела его. Наверняка комбат не рассчитывал на такие приключения. Но жалость вспыхнула и столь же быстро исчезла. С какой стати? Здоровый мужик, с головой на плечах. Надо хорошенько подумать, прежде чем забираться в медвежий угол!

Сева возился в кустах, кряхтел и ругался, вырубая ветки. Машина одним боком завалилась в оставленную лесовозами глубокую колею, до краев заполненную желтой вязкой жижей вперемешку с кусками коры и крошевом веток.

Замятин заметил, что я выглядываю из машины, и поднялся на ноги.

– Осторожнее, – предупредил он. – Мы уж как-нибудь сами управимся.

– Машину придется толкать, – сказала я строго. – Я переберусь на место водителя. Отвернитесь, а то я в юбке.

Замятин удивленно приподнял одну бровь. Только теперь я заметила, что ее перечеркнул тонкий, как ниточка, шрам.

– Я отвернусь, – сказал он, – хотя сквозь стекла все равно ничего не видно. – И улыбнулся.

Я захлопнула дверцу, а затем задрала повыше юбку и перелезла на место Севы. Замятин направился к нему навстречу, чтобы помочь справиться с мокрой, в клочьях лишайника лесиной, которую тот, чертыхаясь, тащил на плече.

Мужчины поднесли ее к луже. Лесина оказалась слишком длинной и сучковатой, и они какое-то время тщетно пытались затолкать ее под колеса. Наконец Сева взялся за топор, пытаясь отрубить верхушку. Он перемазался с головы до ног, но уже не обращал на это никакого внимания. Замятину тоже досталось. Лицо его вспотело и покрылось грязными разводами.

Лезвие топора отскакивало от мокрой древесины, как мячик.

– Ну, паскуда! – в сердцах ругнулся Сева и оттолкнул ногой лесину. – Листвяг попался. Надо что-то другое поискать.

– Наруби лапника, – посоветовала я из машины.

– Где тот лапник, а где я, – с досадой отозвался Сева. – Гляди, тут до макушек все ободрали. Самое гиблое место – Глухая Падь. И хворост весь подобрали. Да, дорога, – почесал он в затылке, – видно, дьявол ее мостил за грехи наши тяжкие!

– Как же мы ночью эту яму проехали? – спросила я с недоумением. – Даже не заметили.

– После нас тут лесовозы прошли, – раздраженно пояснил Сева. – Разбили все в хлам, чтоб им колеса оторвало!

– Лес возят? – поинтересовался Замятин.

– То, что от него осталось, – буркнул Сева. – Москвичи все леспромхозы в округе скупили. Лес валят, что бреют. Заметь, о восстановлении речи не идет, зато все подчистую, вплоть до опилок вывозят. В Китай! И никто им не указ, даже прокуратура. – Он посмотрел на небо и с досадой сплюнул в лужу: – Опять туча заходит, чтоб ей пусто было!

Я проследила за его взглядом. Туча еще не закрыла солнце, но краем уже зацепила горы. Едва слышно порыкивал гром, мелькали багровые сполохи. Приближалась гроза, в лесу – сущее бедствие. Хорошенькая перспектива попасть в переделку посреди грязной лужи!

«Собираешься в тайгу, одевайся, как в зиму!» – любил повторять мой сосед дед Игнат, по кличке Шихан. Не знаю, откуда пошло это прозвище. Возможно, от слова «жиган», а то и «шихан» – так у нас называют одинокую гору в тайге. Дед подходил под все эти определения. Сколько помню – а появился он в наших краях, когда мне было лет пять, – все время жил бобылем, и был не только хитрым и удачливым охотником, но и мастером баек на все случаи жизни. И так мастерски их рассказывал, что не поймешь, где правда, а где тебя очень ловко разводят. Правда, при чужих людях обычно помалкивал. В селе его считали нелюдимым, но мы с ним дружили. Шихан по-отечески заботился обо мне, и много ошибок в начале службы я избежала благодаря его наставлениям или, как он говорил, «поучилкам». Вчера пренебрегла его заветами, не прихватила теплую куртку, а на ноги надела не кроссовки, а туфли, пускай на низком каблуке, но все же обувь для тайги не приспособленную.

Ветер уже раскачивал кроны деревьев, внизу рокотала река, тайга глухо шумела: первый признак того, что скоро зарядит дождь – и надолго!

– Ничего себе! – воскликнул Замятин и посмотрел на Севу. – Может, в машине отсидимся? А тем временем какой-нибудь грузовик проскочит. Или те же лесовозы вернутся.

– Ага, как мы проскочили! – Сева сплюнул в лужу, затем наклонился и заглянул в машину. – Жива еще?

– Твоими молитвами, – вздохнула я.

Я лучше Замятина понимала, в какую задницу мы попали. Мне снова стало жалко Севиного боевого командира. Но я не подала виду: Олег Матвеевич не похож на человека, который нуждается в жалости, тем более в сочувствии незнакомых женщин.

Сева протер грязные руки замызганным полотенцем и снова посмотрел на небо.

– Придется заночевать в тайге, – сказал он решительно. – Здесь неподалеку заимка охотничья. До нее чуть больше километра. В избушке и печурка есть, и запас дровишек какой-никакой. Обсохнем и согреемся, если какой-нибудь чудило дрова не сжег.

– В лесу без дров не останемся, – бодро заявил Замятин и направился к багажнику.

– То и говорю: худо-бедно переночуем, а завтра как бог подаст! – изрек Сева и открыл дверцу машины: – Выбирайся, подруга, пока нас не прихватило!

Он подал мне руку и дернул на себя, не слишком сильно, но я птичкой перелетела на относительно сухое место. Каблуки увязли в сырой почве. Я представила, во что превратятся мои туфли после ходьбы по таежной тропе.

Видно, мужчины прочитали мои мысли по глазам, потому что переглянулись, а Замятин покачал головой:

– Вы ж через сотню метров без обуви останетесь.