Светлана Демидова - Рейтинг лучших любовников

– Договоримся! Не боись! – Лысый снисходительно потрепал Андрея по плечу. – Были бы деньги, а шарики найдутся!

– Андрей, давай поговорим. – Катя положила руку сыну на плечо и с тревогой заглянула в глаза.

– О чем? – сразу насторожившись, спросил Андрей.

– Сядь, – Катя показала ему на диван.

– Мам! Ну к чему такие торжественные приготовления? Давай я тебе стоя все расскажу. Что тебя интересует?

– Меня беспокоит, где ты опять пропадаешь вечерами. Ты поссорился с Машей?

– С чего ты взяла?

– Она звонит. Тебя нет. Я не знаю, что ей говорить… Она может подумать, что ты ее избегаешь, а я на твоей стороне.

– А ты на чьей стороне? – как-то недобро ухмыльнулся Андрей.

– Разумеется, я на вашей с Машей стороне! Я хочу, чтобы вы… дружили…

– Мам! Нам не по десять лет!

Катины щеки залила краска, но она заставила себя ответить честно:

– Ну… если вы полюбите друг друга… то… словом, я буду этому только рада.

– Да? – удивился Андрей. – А тетя Вера почему-то не рада. Кстати, мам, ты не знаешь, за что она меня ненавидит?

– Не преувеличивай, пожалуйста. – Катя передернула плечами и, чтобы не продолжать эту скользкую тему, решительно перешла к другому вопросу: – И вообще! Я последнее время совсем не вижу тебя дома за уроками. Скоро выпускные экзамены! Чем ты занимаешься, Андрюша?

– Ничем таким, о чем тебе стоило бы беспокоиться! – слишком поспешно ответил он.

– И все-таки?

– Ну… гуляю… с друзьями…

– Андрей! – надрывно крикнула Катя. – У тебя появились очень плохие друзья! Они чуть не довели тебя…

– Мама! У меня нормальные друзья! И уроки я делаю! Не беспокойся! Скоро, между прочим, родительское собрание… кажется… в эту пятницу. Вот все про меня и узнаешь!

Андрей посмотрел исподлобья на мать совершенно не понравившимся ей взглядом и вылетел в коридор. Через минуту хлопнула входная дверь. Сын ушел. Катя бросила взгляд на часы. 22.15. И почему надо гулять именно по ночам?

Антон Зданевич вышел в отставку и вернулся к родителям в Питер.

После школы, отказавшись от поступления в институт, он в первый же осенний призыв пошел в армию, и был отправлен под Хабаровск. Служилось ему неплохо, и он решил не демобилизовываться: остался на сверхсрочную. Он, пожалуй, служил бы и до самой пенсии, если бы не язва желудка. Она периодически открывалась и укладывала Антона в госпиталь. В конце концов на больничной койке он начал проводить времени гораздо больше, чем в воинской части. Он решил не дожидаться, когда его комиссуют, и сам вышел в отставку по состоянию здоровья.

В Петербурге Антон не появлялся более восемнадцати лет. Собственно, он и уезжал-то не из Петербурга, а из Ленинграда. Конечно, у него случались отпуска, как и у всех нормальных людей, но в родной город с новым названием его не тянуло. Родители обижались, но он отговаривался тем, что на поезде от Хабаровска ехать надо около недели, да еще с пересадкой в Москве или Омске. А если лететь самолетом – по миру пойдешь: слишком дорогие билеты. По этой же причине родители к нему тоже не приезжали. Восемнадцать лет они обменивались письмами, фотографиями и изредка разговаривали по телефону.

Зданевич был женат на медсестре воинской части, что неудивительно при его мужской привлекательности и состоянии здоровья, требующего частых посещений медсанчасти. Язва образовалась почти сразу, как он попал на Дальний Восток. Видимо, организм никак не мог приспособиться к смене климата и, главное, воды.

Миленькая кудрявая Оленька ставила Антону бесконечные уколы и в конце концов так влюбилась в слабого желудком пациента, что отдалась ему прямо в процедурном кабинете. Перед этим она бросала на него такие недвусмысленные взгляды, что Зданевич все правильно понял и должным образом среагировал.

Женился он на Оленьке, когда остался на сверхсрочную. Молодой семье несказанно повезло, потому что как раз перед их свадьбой на территории воинской части в одном из облупленных одноэтажных домов барачного типа освободились две небольшие комнаты, да еще и с отдельным входом. Оленька сразу родила сына Генку, а через три года – дочку – толстую смешную Люську.

Если бы кто-нибудь спросил Зданевича, любит ли он свою жену, он, не задумываясь, сказал бы: «Конечно». Никаких особо изощренных любовных признаний сама Ольга никогда ему не делала и от него ничего особенного не требовала. После близости в процедурном кабинете все было понятно само собой. Они должны были пожениться и сделали это. Став женой, Ольга вообще перестала в чем-либо сомневаться, и слова любви окончательно отмерли за ненадобностью. Жене Зданевича было достаточно того, что муж всегда рядом, что у них общие дети.

В юности Оленька была очень хорошенькой: длинноволосой, кудрявой, с чистым нежным лицом и крепенькой, но стройной фигуркой. После рождения Люськи она сильно растолстела, но все равно осталась очень привлекательной – эдакой обаятельной толстушкой. Мужчины всегда замечали ее и оказывали должные знаки внимания, а потому жена Антона не испытывала никаких комплексов по поводу своей пышнотелости. Зданевич – тоже не испытывал. Оленька ему нравилась.

Пока супруги жили под Хабаровском, Антон не вспоминал свою прошлую жизнь в Северной столице. Той жизни как бы и не существовало, а Ольга и дети, напротив, были всегда.

В Петербург Зданевич приехал один. У него не было никакой гражданской специальности, и он хотел для начала осмотреться, найти работу и только потом тащить через всю страну семью.

Город, в котором Антон родился, поразил его уже на вокзале. В зале ожидания вместо хрестоматийного бюста В.И.Ленина стоял, насупивши брови, суровый Петр. По сторонам зала лепились бесчисленные магазинчики, ресторанчики и бистро. Магазинчики пестрели импортными товарами и кричаще яркими сувенирами. В одном из киосков Зданевича особенно поразила запаянная металлическая банка, по размеру тянувшая на советский «Завтрак туриста», которая содержала в себе консервированный «Воздух Санкт-Петербурга». На ценнике стояла внушительная сумма в триста семьдесят рублей. Антон присвистнул и вместо питерских консервов нового образца купил Люське смешного бегемотика с розовыми атласными боками. Девчонки сейчас обожают вешать на свои школьные сумки маленькие мягкие игрушки.

Из бистро тоже тянуло западным сервисом. Зданевич хотел перекусить, но, взглянув на пирожок-с-ноготок, ценою в восемнадцать рублей, быстренько вышел из заведения. Это ж сколько таких надо съесть…

В общем, зал ожидания стал чужим. Чужим оказалось и метро: жуткие очереди за жетонами, навязчивая удушающая реклама и опять всюду, всюду, всюду – лавки, киоски… Товар, товар, товар, как правило, кричаще-вульгарный, хотя, по мнению Антона, и недешевый. Зданевичу казалось, что обнаженные женские тела готовы выскочить с лоснящихся обложек журналов и начать вокруг него бесконечный хоровод, стоит только игриво подмигнуть одной из этих красоток. Антон не был уверен, что не поддался бы искушению, но подошла электричка, и он, так и не подмигнув, вошел в вагон.