Светлана Демидова - Мужчина-подарок

– Надька! – угрожающе рявкнул Шаман.

Я хмыкнула:

– Вот только это твое неожиданное и смачное рявканье дает надежду на то, что еще не все потеряно, что ты не муляж, а живой мужчина.

Шаманаев покусал свою безупречную губу и сказал:

– Если бы я, Надя, не выработал в себе привычку к порядку… и даже, можно сказать, педантичность…

– И занудство! – подсказала я.

– Может, и занудство… то не смог бы достичь всего того, чего достиг.

– По-моему, сейчас ты очень много потерял из того, что достиг.

– Я потерял только шикарное помещение, Надежда! Но клянусь, что через полгода… или через год максимум мы переедем в помещение ничуть не хуже прежнего! Я брошу наш бизнес к чертям, если не выберусь из этой дыры в строго рассчитанное мной время, клянусь тебе! Если я этого не сделаю, то грош будет цена всей этой моей педантичности!

– А не кажется ли тебе, Лешка, что гораздо лучше было бы «достичь» счастливой семейной жизни, чтобы дома ждала обожаемая до сумасшествия жена, а в квартире стоял дым коромыслом от варящегося на плите борща и пыли, поднимаемой быстрыми ножонками пары-тройки детишек и, может быть, даже какого-нибудь не слишком породистого пса?

– Иногда казалось.

– И что?

– Я понимал, что это невозможно. Я люблю работать. Помнишь, даже Лидия (в этом месте Лешка некрасиво сморщился) вместе с деньгами пыталась купить меня работой. Ее отцу нужны такие трудоголики, как я. У него, в его треклятой газированной империи, дел – невпроворот. Лидия знала, что даже в случае самой счастливой семейной жизни для меня все равно главным оставались бы мое дело, моя фирма, мой офис и мой личный кабинет, в который посторонние лица могут входить только с моего разрешения.

– Теперь у тебя нет личного кабинета, – не могла не поддеть его я.

– Будет! Он обязательно будет! У меня обязательно должно быть свое, отгороженное от всех пространство! А женщинам это, видите ли, не нравится.

– Ирме нравилось.

Лешка опять сморщился, теперь уже как-то жалобно, и сказал:

– Ты ведь все знаешь про Ирму. Я ее любил, но мы с ней тоже… не совпадали.

– Я думаю, что полного совпадения вообще достичь невозможно. Иногда в жизни надо поступаться принципами, идти на компромиссы, приносить в жертву себя и свои интересы.

– А фирма, Надя? – Лешка опять сделал круг по беседке. – Если идти на компромиссы, тогда все развалится и полетит к черту!

– Все и так почти развалилось. Вот и сиди, как идиот, в своем подвале! А в старости, как говорится, воды будет некому подать.

– Если я буду богат, – рассмеялся Лешка, – то желающая со стаканчиком в нежной ручке всегда найдется.

– Что ж, копи свое богатство, скупой рыцарь! – не поддержала его веселья я. – Только гляди, как бы «желающая» этой самой нежной ручкой тебе в воду крысиной отравы не сыпанула, чтоб ты поскорей коньки отбросил.

– Надь, поцелуй меня… – неожиданно вдруг попросил Лешка.

– Совсем с ума сошел, да? – удивилась я.

– Надь, если поцелуешь, я разрушу все эти свои параллели, которые тебя бесят, а завтра вместо белой рубашки приду на работу в ядовито-зеленой футболке с надписью: «Выпей, или засохнешь!»

– Сейчас, Лешенька, этого никто даже не заметит, потому что ты в этой футболке сольешься с зеленой стеной арендованного тобой помещения.

– Тогда приду в красной. Могу даже налысо обриться или ирокез посередь головы оставить. Как скажешь, Надь, так и сделаю!

Я посмотрела на Лешку и поняла, что он говорит правду. Неизвестно, конечно, сколько он продержался бы в этой футболке и с ирокезом, но на месяцок, наверное, его хватило бы. Жаль, но опоздал Лешка Шаман, бывший мужчина моей мечты. Я отрицательно покачала головой.

– Но он же бабник! – отчаянно выкрикнул Шаманаев и опять запрыгнул на перила рядом со мной. – Он в моей фирме спал абсолютно со всеми женщинами! Он через месяц тебя бросит!

– Он никогда меня не бросит, – с уверенностью сказала я.

– Ты наивная, Надя!

– Я не наивная. Он любит меня, Лешка.

– Он всем так говорит!

– Дело совсем не в том, что он говорит. Я чувствую его любовь. Я ее постоянно ощущаю… Даже в твоем дурацком подвале… даже здесь, в беседке…

– Чего так долго посылала его ко всем чертям? Он же давно к тебе клинья подбивал!

– Боялась ошибиться еще раз. Я ведь уже была замужем.

– А теперь, значит, не боишься? – саркастически бросил Шаманаев.

– Я много чего боюсь, Шаман, но это уже не имеет никакого значения.

– Почему?

– Потому что я тоже его люблю. Очень.

До бракосочетания, назначенного между гражданами Российской Федерации Воронцовым Егором Евгеньевичем и Дроздецкой Дарьей Александровной, оставался ровно один день, когда Пашка принес нам письмо из деревни Осташково Архангельской области. Механизатор Петр Мясников писал в нем, что ни к кому претензий не имеет, поскольку живет душа в душу со своей Анютой. Они не расписаны, потому что детей у них, к сожалению, нет и фамилию передавать некому. А что касается штампов в паспортах и прочих бумаг, так вовсе не они связывают людей, в чем он, Петр Мясников, убедился на собственной шкуре. А посему ему совершенно не жалко выслать хорошим людям свое свидетельство о браке с Дарьей Иванцовой. Пусть эта никчемная бумажонка послужит хорошему делу.

Понятно, что данным свидетельством, неожиданно выплывшим из самых глубин Архангельской области, Дашка была сражена под корень. Не могу сказать, что мы все очень обрадовались – женщину было все-таки жаль. Я чувствовала себя тоже не в своей тарелке. Представьте, каково это – знать, что очень скоро где-то будет бегать ребенок любимого мужчины… Егор тоже несколько утратил свою жизнерадостность.

– Знаешь, Надя, я думаю, что Дашка никогда не позволит мне встречаться с ребенком, – однажды сказал он.

– А тебе хочется? – спросила я, хотя и так все понимала.

– Конечно, хочется. Уже почти до седых волос дожил… и… никого…

– А я, Егор? А как же я? На меня ты уже не рассчитываешь?

– Но у тебя же есть Димка… и вообще… ты уже тоже…

– Хочешь сказать, что я старая, да? – расхохоталась я.

– Ну… нет, конечно, не старая… я совсем не то хотел сказать, потому что… не в этом дело… а в том, что… если бы… – Егор никак не мог выбраться из начатого предложения, а потому я очередной раз закрыла ему рот поцелуем. И он был не коротким, хочу вам заметить. А потом я сказала:

– Ничего не буду иметь против, если ты будешь возиться с Дашкиным ребенком, коли она тебе это позволит, но сама я тоже рожу. Мне очень нужно, Егор, чтобы у нас с тобой был общий ребенок! Хотелось бы девочку. Потому что мальчик у меня уже действительно есть.

Бедной Дашке не повезло. У нее родилась девочка с церебральным параличом и еще с какими-то отклонениями от нормы. Ей даже предлагали сразу оставить ребенка в роддоме. Она отказалась. Мы узнали об этом, разумеется, не сразу, а когда Дашка уже здорово намучилась, снимая в коммуналках жалкие комнатушки, где очень трудно было существовать с больным младенцем.