Дана Стар - Малышка для зверя

В Настину комнату проскользнул очень осторожно, заметив мою девочку лежащей на кровати. Платок с хлороформом приготовил. Подкрался, как помешанный маньяк, сверху навалился, плотно прижав к кукольному личику едкую дрянь.

Прости, маленькая… Никак по-другому.

Моей будешь! Только моей! Я за тебя душу сатане продам, лишь бы ты больше не плакала никогда. Лишь бы тебе никогда больше больно не было. А зная своего отца… ты находишься в полной опасности. Много у него врагов. Очень. Но самый главный враг для тебя – это он.

Моя девочка… Только моя! Такая несчастная… Такая красивая.

Распахнула свои глаза синие, в которых ничего кроме ужаса больше не было, она на меня в шоке уставилась. Не бойся, миленькая. Я с тобой. Теперь уже ни на шаг не отпущу!

Дёрнулась. Испугалась. А затем обмякла в моих руках цепких. Внутренний зверь довольно заурчал, радуясь победе. Но пока ещё рано радоваться. Пировать будем после! Когда пересечём границу другого государства.

Подхватил худышку на руки, я носом в шелковистые волосы уткнулся… вдохнул. Почти рехнулся от вожделения. Ах, как же сладко ты пахнешь, девочка. Мечтами моими. Желаниями… С ума по тебе схожу! Сатанею! Даже на предательство иду. Отца своего оскверняю. Но ничего поделать не могу. Чувства так и прут, бешеным вихрем изнутри все стереотипы ломают. Единственное средство для укрощения голодного волка – это ты, Малышка.

Тачку я у чёрного входа оставил.

Плевать, что на некоторых камерах засветились. Пока сообразят, что к чему – мы уже далеко будем. Сейчас отец особо важными гостями занят. Перед свадьбой ему подвернулся удачный контракт. На один миллиард зелени, между прочим.

Димка покорно в машине ждал, посматривая мультики на телефоне. Когда мамку увидел – обрадовался очень. Пришлось сморозить, мол, устала мамочка, уснула. Он, конечно, не поверил, но безумно счастлив был мать увидеть. Что за изверги его в этот клоповник для элитных засунули? Там ведь дети нагулянных олигархов живут. Под замок их туда, и не надо париться больше.

Поместье мы покинули без приключений. Правда, пришлось попотеть немного, подсыпав пургена охранникам в кофе. Пусть побегают, дебилоиды!

Когда моя сладкая девочка очнулась, мы наконец все точки над «i» расставили. После разговора с Малышкой захотелось собственными кулаками себе, идиоту, рожу начистить! Обижал её, всей правды не зная. Особенно когда шлюхой назвал. Грёбаный садист! Как же я раньше не догадался, что отец её просто на цепь посадил. Рехнулся на старость лет. Рабыню себе новую нашёл, сука! То, что он болен был, я, конечно же, догадывался, но не принимал близко к сердцу.

А насчёт супруги его первой я не знал столь жутких подробностей. Он не рассказывал никогда, а семейство подобных разговоров не любило. Теперь понятно, почему старая карга с первого взгляда Настю не полюбила! Думала, такой же, как Лилия, окажется. Именно поэтому и убить Малышку решила. Сначала аварию подстроить, а после неудачного покушения отравить.

Тварь!

Если бы не я… страшно подумать, что бы было.

Как же сильно мне Настю обнять хотелось… К груди прижать и целовать. Везде. Долго. Томно. Сладко. Сначала нежно, а потом дико, страстно. Соскучился! Проголодался! Не мог ждать больше.

Если бы не это постоянное чувство опасности, которое держало меня в жутком напряжении всю дорогу до терминала.

И не зря!

Интуиция не ошиблась.

За нами хвост.

Они появились неожиданно. Настигли в получасе езды от аэропорта. То, что в одной из тачек батя был – я ни капли не сомневался.

Но дальше было ещё интересней!

Нападение. Явное нападение, сука-а-а-а!

То, что это братки Ярослава на нас с автоматами бросились – я ни капли не сомневался.

Одна тачка подбита, другая взорвана… Пиздец просто!

Вырвались, млять! Из одного пекла, в другое.

Когда я увидел раненого отца, понял… не смогу его бросить. Даже после проснувшейся ненависти, когда он мою девочку калечил.

Не смог я. Не смог мимо пройти, глядя на то, как старикан кровью собственной захлёбывается. Он меня не бросил. Вот и я не должен. Спасу. В последний раз. И мы квиты. Дальше каждый своей дорогой двинется. Надеюсь, после моих жертв он про нас навсегда забудет. Простит, поймёт и отпустит на все четыре стороны.

Мне пришлось сделать непростой выбор.

Прости, любимая, прости… Но я должен. Плохо ему, подохнет не дай Бог, а я мимо пройду. Нет. Нельзя так. Подумаешь, перестрелка! Привычное дело! Каждый день такое дерьмо практикуем. Так что не стоит бояться.

Отпустил её. Со слезами на глазах, с болью в сердце. Пусть ребёнка спасёт, и себя тоже. А когда Настя уехала… Мне почему-то показалось, что мы с ней в последний раз видимся. Этот момент, когда друг другу в глаза перед расставанием взглянули, словно в замедленном кадре тянулся. А затем дверь хлопнула. Медленно так, со скрежетом противным, до холодных, пробирающих в самые кости, мурашек.

Люблю только тебя, Настя!

И всегда любить буду…

Чтобы ни случилось.

Я подполз к отцу за секунду до того, как в его грудь словно что-то врезалось. Он подпрыгнул, схватившись за сердце, а у меня голова закружилась и легкие в камень превратились, когда до разума дошло, блять, что его подстрелили.

Батя сидел неподвижно, тяжело дышал, спиной прислонившись к днищу опрокинутого автомобиля, и что-то невнятное шипел, истекая кровью. Его белый смокинг полностью окрасился в красный. На руках, голове и ногах множество рваных ран.

Старый дурак!

Как ты посмел допустить эту хрень!

В день своей свадьбы…

Тогда я ещё не знал, что нападение случилось раньше. И что ни дома, ни лаборатории больше не существует. Как и старой, вечно ворчливой Аделины, надоедливых шлюшек-близняшек, вечно улыбающейся тети Гали, нашей конюшни, роскошного сада и всего остального, в один миг превратившегося в тёмный пепел.

Я к отцу ближе подсел, пытаясь его защитить, отстреливаясь от выродков, а он, с лёгкой улыбкой на бледном лице, руку мне на плечо положил, этим жестом сраным словно простился.

– Ты это… прости меня, – хрипло закашлял, – как же я сразу не догадался, что Настенька тебе в душу запала. Идиот старый. Сам ведь влюбился, как пацан пятнадцатилетний. Но лучше бы не мучал девчонку. Она ведь боялась. Запугал я её, что якобы всех, кого любит, порешаю, если на любовь мою невменяемую взаимностью не ответит. Не любит она меня. И деньги мои не любит. Я её затравил до такой степени, что она даже шагу без моего разрешения сделать боялась. Только вот с пулей в животе понял наконец, что ошибку совершил. Береги её, сын, и прости за всё. Любит она тебя, до безумия любит. И в первую очередь лишь за тебя боялась, когда угрозы от меня выслушивала. Только сейчас я это понял. Только сейчас ужас в её глазах заплаканных вспомнился. Прости, сына… прости. Повезло тебе с девочкой… Не то, что мне, – он бледнел на глазах, слабея в моих руках, и с каждым сказанным словом хрипел, захлёбываясь в собственной крови. А я… я, блять, ничего не мог сделать! Нас окружили. Но я всё ещё продолжал отстреливаться, прячась за опрокинутую тачку, понимая, что патронов практически не осталось.