Эмма Скотт - Как спасти жизнь

– Эй, – воскликнул он, словно я только что вошла, – где ты, черт подери, была? Мама сообщила, что закусочную ты покинула в три часа.

Гребаная Пэтти. Ли пугал ее так же сильно, как и меня, и она нашла единственный способ защититься – использовать меня в качестве живого щита. Я не могла винить ее за это. Каждая из нас делала все, чтобы выжить. Пэтти выбрала топить других, чтобы не тонуть самой.

– Я ездила по делам, – ответила я.

– С кем?

– Одна.

Ли фыркнул, оттолкнулся от стула и, пошатываясь, пошел ко мне.

Я попятилась.

– Я ездила за продуктами. Твоя мама и ребята придут сегодня на ужин, не забыл?

– Не испытывай меня, женщина, – прорычал Ли. – Ты лжешь. Я чувствую запах. Вранья.

Не чуешь ты лжи, придурок.

Я подняла сумки из продуктового магазина.

– Ты дашь мне приготовить или нет? Я про еду.

Он сверкнул своими слезящимися, полными ненависти глазами. Я не отступила.

– Ты рассказывала копам о нашей маленькой ссоре сегодня утром?

Ли провел большим пальцем по порезу на моей губе, делая мне больно.

Я подавила желание закатить глаза. В тот единственный раз, когда я пришла в участок, истекая кровью и испытывая головокружение после выяснения «разногласий» с Ли, меня отвезли в дом офицера. Там его жена подлатала меня и прочитала лекцию о том, что Ли защищен, ведь у него популярная закусочная, а еще как мне повезло, что он у меня есть. Все это она говорила, поднося пакет с замороженным горошком к моему опухшему глазу, в который я получила, потому что купила не ту марку пива.

Эта чертова закусочная превратила Ли в большую рыбу в маленьком пруду под названием Долорес. Он знал шерифа Клейборна с детства, а все местные офицеры являлись его собутыльниками. Кое-кто из них придет сегодня на ужин и примет участие в новом предприятии по производству наркотиков.

– Я не ходила к копам, – ответила я. – Если бы пошла, первым делом сообщила бы, что ты накачиваешь десятилетнего ребенка…

Ли ударил меня наотмашь по щеке, и боль тут же пронзила лицо.

Моя голова дернулась в сторону, пакеты с продуктами выпали из рук, но я удержалась на ногах.

– Это за дерзость, – прорычал он и поднял кулак. – А это за угрозы…

На этот раз он неуклюже замахнулся, и мне удалось увернуться.

– Да пошел ты! – крикнула я, изо всех сил толкая его обеими руками.

Это прямо как азартная игра: мои последние силы против наркомана.

Я выиграла.

Ли отшатнулся и упал на задницу. Я выскочила из кухни и бросилась наверх. Захлопнула дверь в ванную и заперла ее. Он метался по коридору, как бешеный пес, выкрикивая мерзкие угрозы. Я сползла на пол, прижалась спиной к двери и уперлась ногами в унитаз, чтобы создать баррикаду. Ли ругался и колотил дверь, его пинки эхом отдавались в моей спине.

Я сильно зажмурилась.

Эван. Где ты? Вернись ко мне. Я не могу дышать…

В дверь позвонили. Пришла Пэтти. Или друзья Ли.

– Ты не можешь оставаться там вечно, – заявил он, напоследок двинув кулаком в дверной косяк. Судя по удаляющемуся голосу, он начал спускаться по лестнице. – Иди и приготовь ужин для гостей, как и положено.

Я бы предпочла остаться в ванной навсегда, но услышала визг Пэтти, когда сын рявкнул на нее по поводу ужина, который мне следовало приготовить. Если я не спущусь, ей самой придется разбираться со стаей гиен.

Снова в ловушке.

Поймана на приманку страхом остаться на улице и Ли, размахивающим кулаками и разбрасывающимся угрозами.

Мне казалось, что становлюсь амебной, но на деле я ощущала, что вот-вот взорвусь. Мне без разницы, если меня разнесет на кусочки, я не стану собирать их обратно.

Но это случится не сейчас.

Я поднялась с пола ванной и спустилась вниз, чтобы приготовить ужин. Жареную курицу с хрустящей корочкой.

Как любил Ли.

Белый дом светился в наступающей темноте. На улицах было тихо и пусто. Тем не менее я крался вдоль кустов и держался в тени, пока не оказался под окном столовой. Квадрат теплого желтого света. Сквозь оконные сетки я услышал звон столовых приборов о керамику и даже испытал ностальгию. Кто-то бормотал. И пусть оттого, что крадусь вот так, ощущал себя подонком, но я должен был знать. Увидеть все собственными глазами.

Я осторожно заглянул в окно. Ужин как раз подходил к концу. Норма суетилась вокруг, убирая тарелки. Харрис, как обычно, спрятался за газетой. Мерл выглядел еще толще и походил на поросенка, запихивающего в рот еду.

Рядом с ним сидел Шейн в инвалидном кресле, придвинутом вплотную к столу. Грудь под рубашкой выглядела впалой. Его руки превратились в тощие когти, а лицо стало костлявым и болезненным. Он смотрел на свою нетронутую порцию. То хитрое выражение лица, которое я помнил, соскользнуло, будто маска. С каждой секундой он сдавался все больше. Если Шейн переживет этот год, это будет чудом.

В груди защемило от этой картины. В который раз за эти четыре года я пожелал, чтобы между мной и Шейном все сложилось иначе.

Я перевел взгляд на младшего брата, которому уже исполнилось одиннадцать. Всмотрелся, отыскивая признаки того, что он здоров, что нет ни инвалидности, ни увечий, ни еще каких-нибудь последствий травмы, которую я нанес ему.

Я ждал, наблюдая, как Норма суетится вокруг него больше, чем обычно. Она дарила младшему мимолетные прикосновения, в которых нуждались сыновья Сэлинджеров: взъерошивание волос, рука на плече. Казалось, милая улыбка Гаррета ничуть не изменилась. Когда он вскочил со стула, чтобы отнести тарелки на кухню, мое сердце сжалось.

Идеальный.

Из-за хлынувших из глаз слез облегчения картина передо мной размылась. Прислонившись к стене, я соскользнул по ней на землю.

– Он в порядке, – прошептал я. – Слава богу.

Я ухватился за этот факт, как голодающий за кусочек еды. Пока я находился под стражей, общественный защитник рассказал о том, как сильно пострадал Гаррет. Поэтому меня и посадили. Он провел в коме две недели, затем ему требовалась операция на носу, потом реабилитация. Столько страданий для маленького мальчика!

Я никак не мог забыть ощущения от удара ногой по лицу Гаррета. Тогда я вложил в толчок всю свою силу. Правда, я боролся за свою жизнь – Мерл душил меня, – но считал четыре года, проведенные в тюрьме за причинение Гаррету таких страданий, справедливыми.

Четыре года вдали от Джо.

Джо.

«Я в пути , – думал я ежедневно с тех пор, как покинул исправительное учреждение. – Я иду, Джо, просто держись».

Я прополз за дом, к отдельно стоящему гаражу, и сел рядом. Запасной ключ лежал под терракотовым горшком в саду. Там же, где я оставил его четыре года назад. Я вертел его в пальцах, пока сгущались сумерки. Ждал, когда в доме Сэлинджеров погаснет свет. Затем еще немного, чтобы они точно уснули.