Иван Бездомный - Падшая

*События имели место быть, и герои – реальны.

Густой ночью.

На вечнозеленом острове царила зимняя тьма, разбавляемая лишь искрами звезд, да отблесками костра на берегу.

Перекрикивались дикими голосами гавайские джунгли. Поистине необычайно черное небо уходило в бесконечность.

Иногда, сквозь невидимые в полночь облака, пробегала по воде лунная дорожка, послушный пляж оживал и отсвечивал серебром. Старый океан устало вздыхал и пытался залить ее пенными барашками волн.

Тщетно.

Под елями Кука расположилась пара граждан, явно не местных.

Они поддерживали языки пламени и тихую беседу.

Несмотря на бронзовую кожу и привычные шорты, океан быстро распознал в них чужих, а может, непривычная славянская речь выдала? Кто его знает: Берег Четырех Стихий секретов не выдает – стонет лишь под тяжестью прибоя пытаясь не отдать голодному океану ни пяди родной земли.

Чужаки пили морской бриз, упивались днем сегодняшним и запивали Абсентом.

Жизнь расползалась по песку крабами, шумела птичьими голосами и сверкала чешуей в глубине, а заканчивалась росчерками падающих звезд в ночном небе.

Ползут по деревьям лианы, и стучит короткий дождь по листве, а черная бездна над ними перемигивалась яркими созвездиями.

Угли костра, мерцая, освещают загоревшие лица.

– Неприлично красивое небо, – заключил рано поседевший субъект, глядя вверх.

– Всегда было и будет. До нас, и после. Мы – лишь звездная пыль, упавшая на Землю, со временем, уйдем туда, откуда пришли, – философски отозвался второй.

Отмахиваясь от едкого дыма, друзья неторопливо беседовали, наслаждаясь моментом между прошлым и будущим.

Океан слушал истории, брызгался пеной, грохотал аплодисментами тяжелых волн и взрывался пузырьками хохота.

Шипел, стекая на угли с поджаристых ребрышек лимонный сок, трескались на жару дольки лемона и нарезанный перец. Салатик из огурчиков-помидорчиков приправленный луком, чесноком и майонезом пах свежестью. Запотевшие бутылки выстроились в ряд и ждали своего капитана. Туна в остром соусе, запеченные креветки и, конечно, хрустящая жареная картошечка под сыром – пьянел от запаха берег.

От невыносимых ароматов ожил, казалось бы, безлюдный пляж. Как зомби, ориентируясь на запахи, к костру со всех сторон потянулись пришельцы: англичане, голланды, канадцы, выходцы с Аляски и с густых кущей – кого тут только не было! Разного возраста и статуса, пола и дохода. Стремление к прекрасному объединило их. Халява – она всегда притягательна, особенно от первоклассного повара.

Блондин с веселым нравом и мутным прошлым, был рад каждому и угощал от души:

– Вы кушайте, кушайте, только не лапайте еду грязными руками, не забывайте где вы ими ковырялись! – приговаривал он наполняя тарелки. – Берите, пожалуйста, и не кладите креветки в карман, они там задохнутся! – повторял блондин пока не притомился. – Все, всем гулять и дышать бризом! На этой почве растут такие люди, им решительно нельзя доверять! Протягиваешь руку помощи, а они пытаются откусить тебе ноги, – возмущался он.

За чистое сердце и безмерную заботу, друзья прозвали его Баб У шкой. Каждую неделю приятели старались выбраться на океан и встретить Aloha Friday. Местный праздник жизни. С пятницы и до понедельника. Замечательная традиция. Что с этим не так?

По кухне специалистом он был редкостным и готовить умел как Б. По острову ходили упорные слухи, что Маленькая Королева обучала его, а она, как многим известно, цвет нации кормила! Включая лиц с экранов телевизора и серых кардиналов.

А еще, он в любом состоянии мог ходить по канату с закрытыми глазами, делать на нем шпагат, пить, курить и спать одновременно, и знал каждый уголок обратной стороны Луны.

По делам обыденным не мог ничего. Его уважали: работник он был никакой, оптимист неисправимый, жизнь ценил, и перепить мог любого. Излучаемая им доброта освещала самые темные уголки потерянных душ, намекая, что поручиться за него, как минимум, может весь белый свет. И, может быть, даже сумеречный.

БабУшка сунул полено в уснувший костер. Подернутые серы пеплом угли радостно облизнули языками пламени пищу и осветили лица.

Его рано поседевший приятель посмотрел сквозь Абсент на пламя:

– И мир кажется светлым и радужным. Об этом и мечтал в сером мире. Только миг отделяет тебя от бытия и небытия. Один шаг, один миг. И никогда не знаешь, где и когда. Со счастьем – та же история. Так она навсегда ушла? – вернулся он к прерванному разговору.

– Маришка? Моя восьмиклассница? – переспросил БабУшка.

У выхода из метро людской поток разбивается на ручейки, обтекает препятствия и каждый спешит найти свою щель.

Первокурсница, не отрывая взгляда от телефона, привычно переписывается с кем-то на ходу. Оглядываться по сторонам некогда.

Зря.

Из припаркованного напротив выхода Бимера, за ней внимательно следят трое.

– Рост 165, вес 45-48, блондинка, размер третий, чистенькая, красава, да. Под описание подходит, бириом? – пассажир отложил телефон и еще раз взглянул на жертву. – Да, ухоженная, лет 16-18, школьница, студэнтка, красавыца. Да, блондынка, – повторил он с характерным акцентом. Услышав ответ, коротко пробурчал. – Понял, понял, будит как новынькая, без синяков и царапин. Заводи, – повернулся он к остальным, – Аслан подтвердил заказ.

Ничего не подозревающая девушка направлялась к автобусной остановке. Чуть позади, надежно спрятав мощь мотора, следовал БМВ.

В нескольких метрах от павильона он слегка обогнал студентку, из задней двери ловко выскочил спортивный брюнет с короткой бородкой:

– Ай, привэт, красавица. Куда спешишь, давай подвизу? Смотри, какой у меня зверь – за миг домчимся! – не переставая приветливо улыбаться, он гостеприимно указал на хищно открытую дверь ведущую в другую жизнь, а второй рукой жестко взял вчерашнюю школьницу за локоть.

Блондинка побледнела.

Мужчины на остановке как по команде отвернулись – милые тешатся, кому какое дело?

– Помо-о… – вскрикнула девчонка и захлебнулась болью.

Кулак привычно пробил ей солнечное сплетение – она согнулась вдвое. Не давая упасть, ее тут же подхватил джигит – со стороны выглядело, будто заботливо обнял, а второй, на случай, встал рядом, следя за реакцией окружающих.

Нет причин для волнения: всхлип тонет в вечернем шуме, люди привычно опустили взгляд – опять кавказцы тешатся… Лишь седая цыганка прошипела кривым от ветхости ртом:

– Что ж творится-то… Совсем озверели, ироды. Погубят девчушку, сволота, – и истово перекрестилась.

Сложенная вдвое студентка мешком влетела в салон, глухо захлопнулась дверь, меняя ее судьбу навсегда.