Виктория Побединская - 48 минут, чтобы забыть. Осколки

– Не убейся, ради всего святого!

Услышав хмыкающий смешок, я поворачиваю голову и вижу мужской силуэт. Да, судя по низкому смеху, это определённо должен быть парень. Он сидит на полу, прижавшись спиной к двери и согнув ноги в коленях.

Я пихаю подошву его ботинка носком своего.

– Это все твоя вина, что мы заперты тут. Возможно, на всю ночь, – наиграно спокойно говорю я и тут же добавляю: – Надеюсь, хоть мальчикам, в отличие от нас, сейчас весело.

– О, им определённо весело, – ухмыляется он. – В компании девчонок из института искусств тем более. Они наверняка уже в кинотеатре.

– Где должны были быть и мы, – поправляю я. – Если бы не твоя вечно ищущая приключений задница.

– Прекрасная задница, должен отметить.

– Спорно.

Медленно подхожу ближе, и парень опускает ноги, вытягивая их перед собой. Я сажусь сверху. Он проводит руками по моей спине, задирая свободную футболку вверх и касаясь кончиками пальцев ребер.

– Через неделю в университете устраивают бал, – говорю я, скрепляя руки в замок позади его шеи. – Но мы конечно же не идем.

– Романтика не для нас, – отвечает он.

– Ты прав. К черту дурацкий бал. К тому же, – заигрываю я, – ты совершенно не умеешь танцевать.

Парень смеется.

– Это ты еще не слышала, как я пою.

– Неужели хуже?

Он наклоняется к моему уху и скорее шепчет несколько строк, чем напевает. У него нет ни слуха, ни голоса, а я никогда не смогу понять смысл, но слова кажутся самым прекрасным из всего, что я слышала. Отзываются внутри, ощущаясь чем-то жгучим.

– Боже, я люблю тебя, но ты и правда ужасен, – смеюсь я. Его губы пробегают по моей шее, осыпая ее легкими поцелуями как раз под ухом, и кажется, что комната вращается подобно карусели в парке развлечений.

– Скажи еще раз. Я люблю слушать, как ты произносишь это.

– Что именно? Что ты ужасен?

– Ты знаешь, что… – довольно улыбается он.

– Я. Люблю. Тебя, – шепчу, с придыханием проговаривая каждое слово.

– Я тоже тебя люблю. С ума схожу. – Мягкие губы касаются моих, осторожно прикусывая кожу, а руки притягивают ближе. И он выдыхает, прислонив палец к губам, словно выдавая свой самый большой секрет: – Французский язык может спасти все. Даже самое жуткое пение…

А потом целует намеренно медленно, дразня и растягивая каждое мгновение. Я нахожу подол его рубашки и начинаю стягивать ее через голову.

– Я бы с гораздо большим удовольствием посмотрела сегодня вечером обещанный фильм, – решаю поиграть я. – Но ладно, и ты сгодишься.

Он смеется, склоняется ко мне и прижимает губы к уху.

– Лгунья, – шепот обдает кожу волной горячего воздуха.

Парень стягивает с меня футболку, бросая в сторону, и скользит пальцами под бретельки бюстгальтера. Мы одновременно тяжело вздыхаем.

«Безумие».

Это первое слово, которое приходит на ум, когда кончики пальцев касаются голой кожи, кружа, лаская и рисуя на ней узоры. Именно так я бы рассказала о нас, если писала книгу. Рваными фразами. Меткими словами, в которых заключено всё.

Жар.

И холод.

Тяжелые вдохи.

И трепет ресниц.

Мне нравится, как мы цепляемся друг за друга. Нравится бросать вызов и принимать его. Чувствовать, как эта сумасшедшая химия кипит. Возбуждает, заводит. Словно нити протягивая между нами, не разрубить, не разрезать.

«Жадность».

Это слово стало бы вторым, о котором я думаю, когда влажный язык пробегает по моим губам и, сжимая пальцами жесткие мужские волосы, я тянусь навстречу.

Дыхание раскаленной волной опаляет кожу. Опустив левую ладонь на мою грудь, парень стонет, его правая рука проскальзывает под юбку. С губ срывается стон. Я выгибаюсь ему навстречу и прикрываю глаза. Хотя какой в этом смысл? Темнота полная.

– Тише, – выдыхает он. – Твой отец убьёт меня в самом прямом смысле этого слова, если кто-то донесет, чем мы здесь занимаемся.

Я слышу, как расстегивается ремень, шуршат брюки, металлическая пряжка звонко ударяется о каменный пол, эхом отражаясь от стен.

– Скажи это себе, лейтенант, потому что в прошлый раз из нас двоих ты был куда громче.

Я чувствую его ухмылку, сильные руки впиваются в мои бедра, привлекая ближе.

—Не может быть, – говорит парень, качая головой, вплотную прижимая к себе, чтобы я отчетливо почувствовала его возбуждение и с вызовом шепчет: – Первая продуешь. Спорим?

Разве могу я остаться в долгу? Конечно же, нет.

И выдыхая в его губы, шепчу:

– Рискни.

Болезненный импульс в висках заставляет распахнуть глаза. Я кручусь, запутавшись в простынях, не сразу понимая, где вообще нахожусь. Воспоминания еще окружают, но словно туманная дымка, уже начинают рассеиваться, и я хочу собрать их, как утреннюю росу в ладонь, закрыть и запечатать в разуме. Крепко зажмурившись, замираю без малейшего движения, надеясь вновь погрузиться в сон, чтобы узнать, что будет дальше. Но напрасно.

В комнате жарко, постель липнет к телу. Поворачиваю голову и, глядя на мирно спящего на соседней кровати Шона, понимаю, вчерашний день был правдой. Но чем же тогда был сон? Я видела все так четко, так правдоподобно. Вдруг это действительно случилось?

Со мной. С нами.

Я поворачиваюсь, разглядывая спящего Рида, и улыбаюсь широко, как никогда. Подношу руки к лицу, до сих пор ощущая, как от его прикосновений все внутри трепещет. Натягиваю одеяло повыше и прячу глупую улыбку.

Меня будит негромкий шепот. Требуется пара секунд, чтобы осознать, смириться с обстоятельствами и заставить себя принять факт, что случившееся реально. Встать и что-то делать дальше, потому что новый день уже наступил. По ощущениям, прямо на меня. Всё тело ломит от усталости как при начинающемся гриппе, а в висках поселилась боль, давящая на веки.

В комнате горит ночник, а шторы задвинуты так, что ни капли солнечного света не проникает внутрь. Парни тихо беседуют, и на миг становится обидно, что они не разбудили меня, поделиться дальнейшими планами. Я лежу не двигаясь и практически не шевелясь, вслушиваясь в их шепот.

– Надо вернуться в город, – произносит Шон так, словно его слова не подлежат возражениям. – Ключи к пониманию того, что произошло, находятся там.

– Ключи, ха… – веселится Арт.

– Зная себя, я бы не стал так отчаянно делать ноги, если бы не было необходимости, – перебивает Ник. – И почти уверен, забрал бы все ключи с собой, – намеренно делая ударение на последней фразе, настаивает он. – Чем мы дальше, тем безопаснее.

– Я могу вернуться туда один, если кто-то из вас согласится остаться с Виолой, – предлагает Шон.