Дарья Макарова - Не то место, не то время

Но первый и цокольные этажи ближайшего к проспекту двора-колодца для шикарного отеля не годились, и она разместила в них хостел (впрочем, «Мими» больше походил на трехзвездочный отель и даже не имел номеров больше, чем на двоих постояльцев). В хостеле гости проживали на первом этаже, а в цокольном расположились столовая хостела и подсобные помещения всех заведений Инессы разом. Там также была оборудована спа-зона «Коко». В плохую погоду от отеля к хостелу и обратно персонал перемещался через цоколь, а в хорошую – через двор.

Оставшаяся же часть дома состояла из жилых квартир. Те, что окнами выходили в переулок, как правило, были расселены и выкуплены людьми состоятельными (или не очень). А окна тех, что упирались во внутренние дворы – сплошь коммуналки, каждая из которых не менее десяти-двенадцати комнат. Но несмотря на столь яркий контраст, бедность и богатство уживались в огромном доме вполне мирно и в глаза друг другу не бросались.

Постояльцы «Мими» прежде всего ценили удачное расположение хостела (как-никак, до Петропавловской крепости всего десять минут пешком, а до Невского проспекта одна остановка на метро). В основном это были гости из других городов России, реже туристы-иностранцы.

Публика отеля «Коко» отличалась кардинально. Все как один люди высокопоставленные, обеспеченные. Локация отеля привлекала их немало, но куда больше его статус и умение персонала держать язык за зубами.

Бар «Флибустьер» посещали и те, и другие. Но куда чаще местные жители или прогуливающиеся по окрестностям петербуржцы и туристы. Он также занимал часть фасада, но находился на углу, на пересечении проспекта и переулка, и имел два входа – с улицы и из отеля.

Именно в «Флибустьере» мне и выпало сегодня работать. Обычно мне доставалась роль официантки и тогда, надев фирменные черные футболку и фартук до пят, я носилась между столов с подносом и напитками. Сейчас же меня поставили за стойку бара. Все потому, что бармен отеля заболел, его сменщик раньше пяти вечера вернуться из пригорода не успевал, оставить же заведение без бармена Инесса не захотела даже на половину дня. Рассудив, что основной поток посетителей появится после шести, когда офисный люд вырвется на свободу, она вверила мне все бокалы и бутылки, не забыв сообщить, что испорченный и пропавший товар вычитывается из зарплаты провинившегося сотрудника, и отбыла восвояси.

На часах еще только полдень, посетителей всего трое и, вопреки профилю заведения, пьют кофе и уплетают сладости. Все как один уткнулись в ноутбуки. Ромка, бармен, говорил, что днем заведение скорее похоже на тихий офис, чем на бар. Хороший вай-фай и удобные столы и кресла притягивают сюда фрилансеров, проживающих где-то поблизости, а цены отпугивают лишних людей, обеспечивая тишину. Впрочем, к вечеру все меняется кардинально. Со столов исчезают ноутбуки и папки с документами. Появляются бокалы с пивом и алкоголем, недавние трудяги сотрясают стены хохотом и оставляют щедрые чаевые миловидным официанткам.

Свою вотчину Ромка содержал в идеальном порядке. Сверкающие чистотой бокалы стояли бочок к бочку. Каждая бутылка расставлена в строгом порядке. Неудивительно, что оставляя меня на посту, он заметно волновался. Зря, между прочим. Пользы, за неимением посетителей, от меня здесь никакой, как и вреда.

Я нахмурилась, подумывая, на что бы потратить время. Занятие следовало найти обязательно, ибо, остановись я хоть на полчаса, накопленная усталость свалит с ног. Строя мой график, Инесса чередовала ночные и дневные смены кое-как. К подобному пренебрежению режимом, в отличие от большой нагрузки, мой организм не привык, и это стало сказываться. Посему надо было двигаться как можно больше и быть все время при деле до выработки иммунитета к подобным скачкам.

Однако мудрствовать мне не пришлось. Едва я оглядела бар в поисках занятия, как звякнул колокольчик над дверью и зашла, вернее, вошла, как каравелла в гавань, она – Тамара Аркадьевна Коган.

Сухонькая старушка семидесяти лет, всегда одетая с иголочки в костюмы классического кроя из первоклассной шести и блузы из натурального шелка. Ее некогда темные волосы полностью посеребрены временем и убраны в идеальный пучок или «улитку» (в случае праздника). В прохладное время года или, напротив, в жару ее голову украшает неизменная шляпка (один из шкафов ее гардеробной от потолка до пола заставлен коробками со шляпами, тщательно подобранными под наряды и «подходящие случаи»). Левая рука слегка полусогнута, небольшая лакированная сумочка в стиле тридцатых годов на локте. Правой рукой она опирается на трость ручной работы. После гололеда двухлетней давности она стала ее вечной спутницей. Но и трость под стать своей хозяйке. Мастер-кудесник вырезал ее из дерева, украсив причудливым орнаментом по всей длине, заковав в сталь набалдашник. А по корпусу набалдашника выгравировал диковинную мозаику, в которой сведущий мог прочесть цитаты на древнеперсидском.

Когда Тамара входила в помещение, время в нем неизменно замедляло ход. Она приковывала к себе внимание людей, ровным счетом ничего для этого не делая. Но с ее появлением, ровно как и с уходом, стрелки часов и чувства людей начинали работать как-то иначе.

Вот и сейчас, звонко отбивая такт невысокими каблуками, она пересекла зал. Без всякой спешки и с присущей аккуратностью сняла пальто с воротником из меха чернобурки, определила его на вешалку, не забыв разгладить складки. Подхватила сумочку и, опираясь на трость, проследовала к барной стойке. Трое неподготовленных к такому зрелищу посетителей наблюдали за ней как под гипнозом.

Стойка была слишком высока для нее, как и барный стул. Но она не придала этому никакого значения. Поставила сумку на стойку, рядом положила толстую папку. Обычную канцелярскую папку для хранения бумаг. Прислонила трость к соседнему стулу и легко запрыгнула на понравившийся.

Я наблюдала за ней с замиранием сердца, готовясь ко всему и сразу и точно зная, что не смогу угадать. Тамара же, не обращая на меня внимания, бережно сняла перчатки из тонкой кожи пальчик за пальчиком и положила их на сумку. Только после этого, сложив ладошку на ладошку на манер английской королевы, она обратила на меня взгляд своих ярко-васильковых глаз и спросила немного хриплым от столь любимых ею крепких сигарет голосом:

– Что за идиот придумал название? «Флибустьер»! Х-м-м… Здесь такая скука, что любой порядочный пират давно бы удавился.

Едва сдерживая улыбку, я парировала:

– Все пираты вымерли еще во времена твоей молодости. Ты свела с ума последнего.

– Таков удел мужчин – сходить с ума по женщинам.

– И много их таких? С ума сводящих?