Элли Шарм - Случайная тайна от олигарха

– Еще! – молю. – Только не останавливайся!

Ещё одно мгновение сладкого дурмана и меня как будто скидывают с небес на грешную землю. Сильная резкая боль растекается по бёдрам, поднимаясь вверх к животу. Она заставляет задохнуться. Вскрикиваю в шоке, лихорадочно пытаясь выбраться из крепких объятий, что уже кажутся медвежьим капканом. Он не дает двинуться, продолжая «пытать» своей любовью, что так восхваляют в фильмах. Несколько минут боли растягиваются в бесконечный ад. Когда пытка окончена, я почти плачу от облегчения. Пытаюсь вновь оттолкнуть мужчину, но он не сдвигается и на миллиметр.

– Подожди, милая, а то будет больнее, – слышится наконец сквозь мои стенания хриплый обеспокоенный голос Давида. – Глупышка! Почему не сказала мне, что девственница? – в голосе мужчины отчетливо слышно сожаление.

Между тем, я успеваю чутко уловить и что-то похожее на гордость. То, что стал первым… Единственным завоевателем этой неприступной крепости. Реальность, словно бетонная плита, с размаху обрушивается на меня сверху. Даже откуда-то берутся силы, чтобы достаточно ощутимо ударить кулачком по широкому неподатливому плечу. Все, что мне хочется в этом момент, чтобы эта махина слезла меня и избавила от раздирающей боли.

– Пусти меня!

На смену шоку приходит осознание катастрофы случившегося. Тянусь к выключателю. Комнату заполняет мягкий тёплый свет. Замираю у изголовья кровати, смотрю затравленным зверьком. Глаза размером с блюдца направлены на… Давида Садулаева. Чёрные, слово у самого дьявола, глаза глядят на меня настороженно, словно не зная, чего ожидать. Длинные смоляные ресницы дрогнули, и взгляд мужчины переместился с лица на мою грудь. Тяжело дыша, дёргаю на себя простынь нежно-кремового цвета, чтобы хоть как-то прикрыть дрожащее от пережитого тело от горящего взгляда Садулаева.

– Ты… ты… – с саднящих, искусанных до крови губ слетают

возмущённые нечленораздельные звуки.

Не могу взять себя в руки. Меня буквально трясет! Не получается протолкнуть и на миллиметр ком обиды и возмущения в горле. Так глупо отдала свой «цветочек»! Еще и этому… гаду! Мирьям Юсупова, ты дура! Нет, трижды дура! А он, он…

– Сволочь! – злые слезы брызжут из глаз, щеки лихорадочно горят, заливаясь алой краской.

– Ты сама хотела, – на широких скулах напрягаются желваки. – Вот не надо только меня обвинять в своих желаниях, крошка, – грубит это наглое животное, с идеальным лицом и такой гадкой подлой душой!

Он совершенно не стесняется своей наготы. Расслабленно откинувшись на подушки, продолжает разглядывать меня, словно я – его собственность!

– Не правда! – истерично кричу, презрительно кривя губы. – Я думала, что со мной Максим. Понятно тебе?

Давид дергается так, словно получил пощечину. Взгляд становится острым, как осколок стекла – того и гляди порежет, исполосует. Лицо кривится в раздражении. Ему не нравится, что я упомянула имя его младшего брата.

– Врешь, дрянная девчонка! – злится Садулаев, почти теряя свое хваленое хладнокровие.

Поза больше не такая расслабленная, как прежде. Так тебе, козел! Приоткрывает белоснежные зубы в едкой улыбке.

– Молила меня, просила не останавливаться, – уголок губ насмешливо кривится. – Звала по имени!

– Я была не в себе! – зажимаю уши, чтобы не слышать его хриплый баритон.

Простынь падает на пол, вновь открывая взгляду Давида мое нагое тело. Опомнившись, подбираю ее и, словно защищаясь, выставляю вперёд ладонь, а другой прижимаю простынь к груди. Всхлипываю жалобно, ощущая тупую накатывающую боль.

– Какая же ты сволочь!

Давид лениво приподнимает соболиную бровь.

– Ты злишься, моя кошечка, потому что не получила желаемое.

Я смотрю на Садулаева, широко раскрыв глаза. Он что, издевается?! Да я… я убью его!

– Иди ко мне, Мирьям, я улажу это недоразумение.

Наклоняюсь вперед и сквозь слезы цежу:

– Я все расскажу отцу! – угрожаю, сканируя его лицо, с надеждой найти там хоть небольшой намек на страх, хоть толику раскаянья.

Вместо ожидаемого мною, этот невыносимый человек хрипло смеется. Смотрит на меня собственническим взглядом, словно лаская, гладя против шерсти.

– Тогда наша свадьба состоится еще быстрее. Отличный план, моя кошечка. Одобряю, – хвалит насмешливо Давид. В черных глазах плещется ничем не прикрытое веселье.

– Ненавижу! – крылья носа раздуваются.

Я вся трепещу от злости. В первую очередь на себя, из-за своей глупости. Сама себе вырыла яму! Давид прав, если отец узнает, нас тут же поженят. Боже! Дура!

– Не понимаю откуда такая ненависть ко мне, Мирьям? – впервые голос Давида серьёзный. В нем слышится что-то похожее на…

Обрываю себя. Такие, как он, не могут испытывать человеческие чувства. Чертова равнодушная машина!

– Ты станешь моей женой и…

– Не стану! – запальчиво шиплю, вскакивая с большой двуспальной кровати.

Двигаюсь боком, словно краб, в сторону стула, на котором повисло скомканное до безобразия черное коктейльное платье. С досадой прикусив губу, нахожу взглядом на полу лишь только один чулок. Вспыхнув, наконец, замечаю возле мускулистой ноги Давида черный кусочек ткани. А вот и второй… Лучше отрублю себе руку, чем подойду к нему ближе!

Будто наслаждаясь моим смущением, Давид не сводит с меня глаз.

– Мирьям?

Рассерженно сверкаю глазами. Один его голос выводит меня из себя!

– Что еще?

Давид прищуривает глаза, будто довольный кот, наевшийся сливок. Руки закинуты за голову, мускулистые бедра прикрывает лишь токая ткань простыни.

– Позвони мне сразу, как только узнаешь.

– Что узнаю? – словно предчувствуя катастрофу, напрягаюсь всем телом. Смотрю на него настороженно, не понимая, о чем вообще идет речь. По-любому сейчас скажет какую-то гадость.

– Если забеременеешь.

Смотрю на него, открыв рот, не веря своим ушам. Мне кажется, еще чуть-чуть и я задохнусь, словно рыба, выброшенная на берег. О, нет! Только не это! Я погибла…

– Как ты мог?! – мне хочется кинуться вперед и выцарапать эти наглые дьявольские глаза.

Но я не делаю этого. Что-то подсказывает мне, что второй раз этот мужчина не позволит мне покинуть постель. Натягиваю поспешно платье, хватаю в руку туфли на огромной «шпильке». Уже возле двери слышу хрипловатый голос:

– Ты оказалась такая сладенькая. Прости, крошка, я не удержался.

Меня будто ударили хлыстом по обнаженной спине, заставляя поспешно дернуть на себя ручку двери. Выскакивая в коридор, напоследок кидаю хлесткое «ненавижу»

– Беги, трусиха! Только вот от своих желаний далеко не убежишь, Мирьям. Ты моя!

Мирьям

Вяло вожу вилкой в своей полупустой тарелке. Не люблю завтракать. Ничего не лезет. Проклятый Садулаев! Из-за него я прорыдала почти полночи. И речь идёт совсем не о Максиме. Давид – вот кто виновник моего плохого самочувствия. Помимо душевной боли меня терзала еще и достаточно ощутимая физическая. Низ живота болел не переставая, пока я не выпила целых две таблетки сильнодействующих обезболивающих. После «веселой» ночки я не нашла в себе сил накраситься, только слегка провела пару раз тушью по ресницам. Ничего не хочется – ни есть, ни пить. Даже перспектива увидеть Максима абсолютно не радует. Ну, почти не радует. Максима я всегда рада видеть.