Александра Салиева - Цвет греха: Алый

Но да, я вынуждена и это преодолеть…

Осознаю последнее, вместе со своей уже почти нежданной находкой, когда совсем отчаиваюсь и почти решаюсь его разбудить.

Хоть в чём-то мне везёт!

Или нет…

Потому что стоит всего лишь чуть-чуть порадоваться скорой победе в этом нелёгком побеге и склониться над мужскими брюками, как моё избирательное невезение вновь напоминает о себе, вместе с моими непослушными рыжими локонами, что самым предательским образом сваливаются на чужое плечо.

Замираю. Не дышу вовсе. Проклинаю себя и свою неосторожность на все известные и попутно придуманные лады. Вместе с тем, как сам мужчина наоборот, вдыхает глубоко и шумно, а затем и вовсе подаётся навстречу. В разуме вспыхивает очередная паника. Всё-таки не каждый день меня застают на месте преступления, когда я впервые в жизни решаюсь что-нибудь украсть. Слишком уж отчётливо я вспоминаю, как вот так же, когда он сперва в несознанке и я подозрительно близко, а потом он резко приходит в себя, перехватывая мою руку. Только на этот раз, кажется, стальная хватка сомкнется на моём горле, ни вдохнуть, ни выдохнуть, слишком уж реакция у него скорая на расправу.

Всё, мне однозначно хана!

Или же пить надо меньше, тогда и похмелье пройдёт быстрее, а воображение не будет играть такие злые шутки, дорисовывая то, чего в реальности не существует.

Мужчина всего лишь переворачивается, продолжая спать…

Вместе с моими застрявшими под его плечом волосами!

И вот я, в полунаклонной позе, всё ещё опасаюсь дышать и вообще шевелиться, в то время, как в лёгких начинает досадно печь от недостатка кислорода.

Ну что за?..

Едва не взвываю в голос от такой несправедливости!

Останавливает эту новую степень моего отчаяния лишь то, что тогда уж точно его разбужу, а сам Кай при всём при этом застанет очередную тупейшую непристойность в моём исполнении, потом никаким интересом к его татуировкам не отделаешься.

Ну, вот чего мне там, на нижнем этаже спокойно кофе не варился? Глядишь, проснулся бы сам хозяин дома, я бы ему завтрак приготовила, и возможно, мы, как нормальная парочка после случайной совместной ночи потом просто-напросто разошлись бы своими дорогами.

А теперь…

А что теперь?

Не сдаваться же, когда остаётся всего ничего до финиша?

Разумеется, нет.

Тем более, что опозориться ещё больше, чем уже исполняю, вряд ли доведётся.

Вдох…

Выдох.

Аккуратно вытаскиваю из-под крепкого плеча попавшие в плен локоны и всё-таки утаскиваю вместе с собой из спальни подобранные рубашку и брюки. Никаких моральных сил и духа не сохраняется, чтоб обыск вещиц там же, при нём проводить.

И да, все мои страдания окупаются!

Ключ-карта находится в правом кармане брюк. Их я вместе с рубашкой оставляю перекинутыми поверх лестничного ограждения. Даже грана смелости вернуться в спальню и вернуть на место, где беру, не нахожу, вот и оставляю, как приходится. Немного погодя, когда, наконец, удаётся вызвать лифт, а затем нажать на кнопку первого этажа, саму ключ-карту тоже решаю её обладателю вернуть. В последний момент, когда створы лифта закрываются, вышвыриваю её через вскоре исчезнувшую щель.

Впору гордиться собой…

Дальше – намного проще. Рассветный город ещё не совсем просыпается, пока я бреду знакомыми улочками. Нет, не прямиком домой. Сперва к Нине. Очень уж хочется ту самую чашку вкусного терпкого кофе и как минимум сменить одежду, желательно в тишине и одиночестве, хватит с меня на сегодняшнее утро впечатлений, а ими Мария меня обязательно одарит с лихвой, если в такое время и в таком виде заявлюсь.

Подруга – не такая ранняя пташка, как я, привыкшая вставать за все годы упорной учёбы спозаранку, и после наших ночных приключений всё ещё спит. Меня впускает бдящий в любое время суток консьерж, спасибо ему за его существование.

Квартира хранит тишину. После приёма контрастного душа я выпиваю сразу три эспрессо, сидя на широком подоконнике, наблюдая с высоты шестнадцатого этажа за панорамой уже проснувшегося города, когда всё-таки решаюсь заново обсудить с папой вчерашнюю тему моего будущего замужества.

Не по телефону, разумеется…

Собираюсь и покидаю жилище Нины, оставив той записку, которую приклеиваю к зеркалу в уборной, обещая позвонить вечером.

Только, как ещё один пунктик к списку текущих дел на сегодня, сперва машину в ремонт отгоню…

Или нет.

Ведь то самое место на парковке, где я оставляю свою драгоценность вчерашним днём – совершенно пустое.

– Да твою ж… мать! – срывается с моих губ, полное досады.

Не хватает мне в жизни приключений, можно подумать.

Теперь ещё и…

– Твою тачку не угнали. Эвакуатор забрал. Полчаса назад. В сервис увёз, – доносится из-за моей спины.

Вздрагиваю. Просто потому, что прекрасно знаю, кому принадлежит этот голос. Как не узнать? Пробирает до самых глубин сознания, словно невидимые струны задевает.

Разворачиваюсь. И очень стараюсь удержать в должном положении отвисшую от удивления челюсть.

Я же его часа полтора или два назад покинула…

И чего ему не спится, спрашивается?!

– Зачем?

Зачем… снова пришёл? Тогда, когда я прилагаю столько усилий, чтобы сбежать от тебя. Зачем… снова появляешься в моей жизни? Тогда, когда я едва обретаю равновесие после своих необоснованных и нелепых подвигов, посвящённых тебе. Зачем… мы вообще встретились? Понятно ведь, что лучше бы и не стоило. И ещё десяток “Зачем” крутится в моей голове, подобно заезженной пластинке. Но вслух конечно же, я задаю вопрос лишь о том, зачем он заботится о судьбе моей битой машины.

Ничего такого ведь не прошу.

А он явно не из тех, кто страдает благородством.

Или я ошибаюсь?

Снова…

– Отремонтируют, – пожимает плечом Кай, озвучивая очевидное. – К вечеру как новенькая будет.

На нём снова белая рубашка. Не та, что вчера. Другая. Должно быть, из числа тех, которых я недавно касалась, пока исследовала чужую гардеробную в своих злополучных поисках. За его спиной возвышается тот самый внедорожник, участвующий в нашей совместной аварии и увёзший меня этой ночью из клуба. Разве что ни следа от самого столкновения. А ещё гостеприимно распахнута дверца со стороны переднего пассажирского кресла.

– Я ничего такого не просила, – прищуриваюсь, озвучивая вслух одну из своих былых мыслей.

– Я знаю, – соглашается брюнет. – Я сам так решил.

Что я там по поводу его вероятного благородства думала?

Нечто глубоко внутри навязчиво подсказывает: спорить и настаивать нет смысла, он не поясняет свою точку зрения, констатирует случившийся факт. И его благородство тут совершенно не причём. Вот и не спорю.