Джина Шэй - Частичка тебя. Мое счастье

– Я там тебе завтрак приготовила, – глаза виноватые, голос подрагивает, – поешь?

– Поем по дороге, – я качаю головой, – мне уже пора выезжать.

Шагаю к двери, но Юла шагает мне наперерез, перехватывая меня за руку.

– Мы оба вчера погорячились, да?

– Да? – я приподнимаю брови. Я почти всегда ей подыгрываю. В конце концов, не хочется расстраивать вынашиваюшую нашего с ней ребенка женщину. Но сейчас желания делать это нет.

Два часа она болталась непонятно где, вырубив телефон. Потом явилась, пошумела в ванной, позвенела тарелками в кухне и, всячески игнорируя мое присутствие, ушла в свою комнату.

А я от этой инфантильности раздражался все сильнее. Возможно, это гормоны. Но все больше походило на какой-то острый психоз.

– Ладно, я погорячилась, – Юла виновато склоняет голову и по девчоночьи меня бодает, – ты теперь до свадьбы будешь на меня злиться?

– Я действительно спешу, Юль, – сухо откликаюсь я, отводя от себя её руки.

Конечно же, она не унимается, идет за мной следом, смотрит, как я застегиваю пальто и беру шарф.

– Я понимаю, чего ты хочешь, Ник, – тихо и очень жалобно произносит Юля за моей спиной, – понимаю, хоть ты и думаешь, что все это не так. И я бы очень хотела, чтобы у нас с тобой все было как у всех. Просто… Ты ведь знаешь, что все идет не гладко. И те изменения, которых ты ищешь… Их нет у меня. И срок небольшой, и маловодие… Я так боюсь, что ты это увидишь… Увидишь, что у меня все неправильно.

Она начинает задыхаться за моей спиной… А меня снова сводит сильнейшая судорога злости на себя. Докатился. Довел до слез мать моего ребенка. Оборачиваюсь – смотрю на нее, прячущую лицо в ладонях.

Я ведь должен её любить. Должен ценить то, что она для меня делает. Дает то, чего я давно хочу.

– Успокойся, – я выкрадываю у себя пару минут, чтобы обнять девушку, провести ладонями по её спине, – я знаю, что у нас все не просто. И никогда не требовал, чтобы ты была такой же беременной, как и все. Не уверен, что это в принципе возможно.

Она вцепляется в меня с каким-то предельным отчаянием. Царапает по ткани пиджака, всхлипывает в плечо.

– Я так боюсь тебя потерять, – шепчет она, – так тебя люблю. А ты – как будто отстраняешься. С каждым днем все сильнее.

– Не говори ерунды. Все нормально. Если хочешь – могу приехать сегодня пораньше. Сходим в кино.

– Да, да, очень хочу, – Юла радостно вцепляется в эту идею, – мы давно время вместе не проводили. Погрязли в работе.

– Мне правда сейчас пора, Юль, – напоминаю я, осторожно отстраняясь, – увидимся на работе. Может, пообедаем вместе.

Она кивает, я выхожу?

Ну, и где мой занавес? Где аплодисменты?

Выдать столько правдоподобного вранья за пять минут общения…

Бью все рекорды.

Отдельная сковородка в аду мне будет полагаться за то, что после такого разговора с будущей женой я еду…

В больницу, где сейчас сосредоточено все мое несостоявшееся. В том числе и нелогичные порывы вывести Энджи на чистую воду.

Что плохого в том, что я хочу знать правду?

Только то, что я не знаю, что мне делать с ней после.

Ситуация выглядит отвратительно. И вообще не имеет выхода. Одно понятно точно – если мои подозрения оправдаются, я не буду тянуть до свадьбы и сразу обозначу ситуацию перед Юлой.

Признаваться в собственной неверности будет непросто, но вечно избегать этого просто нельзя.

Операция “сдача крови” действительно походит на какой-то жестко обусловленный квест. От меня требуют запарковаться в трех дворах от больницы, прийти к ней пешком и зайти в лабораторию со служебного входа. И лечащий врач Энджи, которую смог уболтать на мое мутное дело Лекс, встречает меня у дверей, надвигая на нос медицинскую маску.

– Халат наденьте. И бахилы, – устало требует женщина, нервно ежась, когда мы заходим внутрь подсобного помещения медработников. Это какой-то склад, и белых медицинских халатов здесь действительно лежит с избытком.

Один – вскрытый и отложенный, явно подготовлен для меня.

Перинатальный центр ранним утром – все равно больница. Здесь носятся медсестры, куда-то везут тяжелые тележки с кастрюлями, и даже есть пара ранних пациенток. Одна сидит у кабинета УЗИ, вторая попадается в коридоре лаборатории.

Мы, кстати, проходим мимо, и заходим аж в сестринскую. Пустую сестринскую.

– Садитесь, – моя сообщница запирает за мной дверь, кивает мне на стул у стола и ныряет в стоящую в углу тумбочку. К моему удивлению, достает она оттуда полный комплект инструментов для взятия крови из вены.

– Не в первый раз, или вы просто заранее подготовились?

Вопрос не удерживается у меня на языке и оказывается предельно рискованным. Женщина оборачивается ко мне, сурово сводит брови над переносицей. В её напряженном взгляде ясно читается желание послать меня к чертовой матери.

К моему счастью – до дела так и не доходит.

Врач стелет на стол одноразовую пеленку.

– Не в первый, – хмуро озвучивает она, – много вас, недопапаш ко мне ходит и пытается от ответственности как можно раньше увильнуть. Примерно десять штук на одну действительно ветреную девочку. Рукав закатываем.

– Я не собираюсь увиливать, – замечаю я, пока на моей руке повыше локтя затягивается жгут, – я наоборот хочу, чтобы результат проверки был положительным.

Во время нащупывания вены врач молчит. Только по шумному дыханию я могу догадаться, что все равно её раздражаю.

– Это же насколько нужно было обидеть девочку, чтобы она взяла и решила утаить отцовство? – презрительно цедит врач, когда кровь уже начинает течь в пробирку.

Да, это очень меткий вопрос. Пропускать который через себя мне совсем не хочется.

– Сильно, – невесело признаю я, – очень сильно.

– Да заметно, – тон не меняется, – после слабых обид с нервными срывами на сохранение не ложатся.

Объясняться и отнекиваться мне не хочется.

Переваливать вину на Тимирязева – тоже.

– Как она сейчас? – тихо спрашиваю.

– Спохватились? – от кислоты тона моей собеседницы можно заработать язву. – Как она может быть? Восстанавливается. Быстро не ждите.

– Ребенку нет угрозы?

– Риски есть всегда, – безжалостно отвечает врач, – у девочки с затяжной депрессией они выше, чем у обычной роженицы с нормальным парнем. Могу за неё сказать вам спасибо, хотите?

Депрессия. У Энджи.

Я знаю, что это не шуточный диагноз. По крайней мере я уже видел женщину с депрессией, отправлял эту дуру на Скорой, когда она нажралась таблеток, почти год пытался удержать наш с ней брак на плаву.

И вот пожалуйста. Еще одна женщина оказалась в этом положении. Снова, во многом – из-за меня.

– Можно что-то сделать?

– Да все вы уже сделали, – врач небрежно вытаскивает иглу из вены и начинает встряхивать колбочку с кровью, – ребенка заделали, девочку бросили, нервы ей вытрепали. Памятник ставить можно. Деньги наличкой принесли, я надеюсь?