Дарья Макарова - Изображая невинность

– Проходите, – посторонилась я, приглашая в дом совершенно растерявшуюся женщину.

Горилка радостно бросилась ей на встречу. Подхватив ее, Клавдия прижала к сердцу вертящуюся собаку и ласково заговорила:

– Ой, ты моя дорогая, ой, ты моя хорошая…

Реакция Горилки сказала мне все, что я желала знать. Не спросив, я налила чай и поставила чашку перед гостьей.

– Присаживайтесь. Мы как раз завтракаем.

– Что вы, – засмущалась она. – Я зашла, чтобы…

– Вот и расскажете за чашкой чая, – улыбнулась я. – Так всегда лучше получается.

Несколько конфет спустя я уже знала, что большую часть жизни Клава проработала научным сотрудником в НИИ. Одна воспитывала дочь. Ни мужа, ни родственников, способных помочь, у женщины не было. В конце девяностых стала подрабатывать уборкой квартир у состоятельных новых русских в своем же доме. Со временем число ее клиентов разрасталось, а НИИ, напротив, хирело и, наконец, приказало долго жить.

На сегодняшний день ее дочь уже взрослая и замужняя женщина, но бросить работу и посвятить себя внукам Клава отказывается. Несколько лет назад она окончательно переехала в Сестрорецк (под закат СССР она получила здесь небольшую двушку-распашонку), оставив городскую квартиру дочери, и трудится сразу в нескольких домах. В свободное же время нянчит внука-карапуза.

В «Сиреневой гавани», а именно так назывался жилой комплекс, где я ныне обитала, она работала с момента заселения, причем у всех соседей разом.

– Как же у вас времени хватает? – искренне удивилась я.

– Так, ведь не во всех домах живут, – развела руками Клава. – Там, где хозяев нет, я только один раз в месяц убираюсь, мы так договорились. И потом, с годами сноровка появилась. Это раньше мне много времени на каждое пятнышко было нужно, а сейчас раз-два и готово.

Догадаться о цели визита Клавы было не трудно. Она работала на Маринку и наверняка хотела знать нужна ли мне ее помощь. От ее услуг я поначалу хотела отказаться. Тратить деньги сестры я планировала как можно меньше, а надеяться на то, что вскоре найду работу рассчитывать не приходилось. Посему, времени, чтобы наводить порядок у меня предостаточно, и чья-либо помощь была без надобности.

Однако, повинуясь внезапному порыву, решение я изменила (подобные порывы в последние дни стали неотъемлемой частью моей новой жизни и удивляться им я более не спешила). Может быть помощь в уборке мне и не нужна, но другого столь ценного источника информации как Клава, я точно найти не смогу.

– Я буду очень рада, если вы продолжите работать и на меня на тех же условиях, что предлагала Марина.

– Что вы, – всполошилась Клава. – Мариночка оплатила мои услуги на полгода вперед. Я и зашла, чтобы с вами познакомиться, да спросить, когда можно приходить.

Ее признание окончательно убедило меня в правильности принятого решения. У сестры и Клавы было джентельменское соглашение. А оно, как известно, никаких свидетельств на бумаге не предполагает. Если бы Клава не призналась, я бы никогда не узнала о предоплате, что сделала Маринка, и о сумме, которую она получала за свои услуги. При желании Клава легко могла обмануть меня дважды, но, похоже, даже не подумала об этом.

– У меня нет предпочтений по дням, – призналась я и, в отличии от собеседницы, была не столь честна. – Я работаю удаленно, из дома, поэтому буду большую часть времени здесь. Не удивляйтесь.

– К Марине я обычно приходила каждый вторник утром. Может быть так и оставить?

– Отлично, мне подходит, – кивнула я.

Мы еще немного поболтали на житейские темы. В какой-то момент, взгляд Клавы упал на фотографию, висящую на холодильнике в магнитной рамке. Один раз в год мы непременно ездили куда-нибудь отдыхать вдвоем. И эта фотография была с предпоследнего отпуска.

– Вы так похожи, словно близнецы – сказала она и смутилась. – Извини, снова я …

– Ничего, – заверила я. – И вы правы, мы действительно очень похожи, хоть и двоюродные.

Мы обе были брюнетками. Длинноволосыми, смуглыми, со слегка пухлыми коралловыми губами. Пушистые длинные ресницы обрамляли темные глаза. А несколько совершенно одинаковых веснушек и у нее, и у меня, словно привет из детства, украшали нос и щеки.

– Клава, – поспешно попросила я. Прежде чем она вновь заговорит о сестре. – Расскажите, кто живет в комплексе? Я ведь только второй день здесь и было бы неплохо знать, с кем теперь соседствую.

К моей просьбе она отнеслась без всякого удивления. Охотно поведала о жильцах. Хотя я и понимала, что обычно она не склонна разговаривать на подобную тему.

– В вашем доме никто больше не живет. Зимой, на новогодние каникулы, хозяева уступили его друзьям почти на месяц. Марина жаловалась, что шумели. А так, с самой постройки, здесь никто и не бывал. Дом напротив целиком принадлежит семье Цифля.

– Юрий Петрович и его супруга, Алла, выкупили оба таунхауса и объединили их в один дом.

– Они живут вдвоем?

– Теперь, да, – невольно поморщилась Клава. – Дело в том, что Алла вторая супруга Юрия Петровича. С первой женой, Ольгой, они прожили больше пятнадцати лет. Почти все время я работала у них. Но не здесь, конечно, в старом доме. Это пару километров отсюда. После смерти Ольги, Юрий Петрович дом продал и переехал сюда. Они жили втроем: он, его дочь, Юленька и мать, Евдокия Семеновна. Но мужчине, понятно, без жены худо. Женился он во второй раз. На Алле. С матерью его они не поладили сразу. Иногда так ругались, вся улица слышала. Но долго им друг друга терпеть не пришлось – скончалась Евдокия, царствие ей небесное. Горе это и здоровье Юрия Петровича подкосило. Хворый стал, за последний год словно лет на десять постарел. А молодая жена цветет. Но не бросает его и то хорошо.

– А дочь?

– Дочь в Англию учиться отправил. Даже на новогодние каникулы теперь не приезжает, – тяжко вздохнула Клава. – Жалко девочку. Хорошая она. Сиротой при живом отце осталась.

– У них большая разница в возрасте? У супругов Цифля, я имею в виду.

– Почти двадцать лет, – усмехнулась Клава и продолжила. – В первом доме по вашей стороне все квартиры пустуют. Хозяева живут кто где. Одни в Америке, другие в Новосибирске. Приезжают редко. У них я тоже убираюсь раз в месяц, а зарплату они переводят мне на карточку.

– Но напротив оба таунхауса жилые? Окна открыты и машины стоят.

– Да, там живут, – подтвердила Клава. – Не скажу, что мирно, но живут.

– Соседи не поделили куст сирени и устроили междоусобицу?

– Разные они очень, – махнула рукой Клава. – Видела на лужайке странную скульптуру?

О чем говорит Клава я поняла сразу – не заметить этот продукт чьей-то странной фантазии было просто невозможно. Огромная металлическая дура высотой метров пять представляла собой сплетение каких-то ни то лент, ни то змей. Она блестела на солнце, привлекая птиц и рождала во мне ясное понимание того, что современное искусство – это книга за семью печатями для такой серости как я.