Вероника Дюрягина - Пять судеб. Каменный принц

Пролог

«Смерть»

Вокруг царит мертвенная тишина. Тёмный лес и мрачное небо, которое заволокло снежными тучами. В самой чаще леса стоит группа людей. Их гневные взоры устремлены на меня. Каждый из них считает меня предателем и не желает слушать моих объяснений. Именно поэтому я не предпринимаю никаких действий, а возможно ещё и потому что всё моё тело сковало отчаяние. Ведь я уже совсем ничего не понимаю…

Зачем влез в это расследование? Зачем строил из себя сильного и пытался всё решить сам? Всё было предрешено с самого начала. Эти горящие ненавистью глаза. Глаза, которые я совсем позабыл и вспомнил почему-то только сейчас, когда вот-вот умру. Когда моё тело, уже достаточно истерзанное, скоро примёрзнет к земле в могильной яме.

От раздумий меня отвлекает движение сбоку и тут же в мой висок врезается холодное дуло пистолета. Внемля немой просьбе, я поднимаю руки и скашиваю глаза на девушку, держащую меня на прицеле. Её руки дрожат. Я это понимаю по тому, как трясётся дуло возле виска.

Как же я оказался в такой ситуации, спросите вы? Всё до омерзения просто, но думаю лучше начать сначала. Например, с моего рождения…

Глава 1

«Горечь рождения»

«Все мы родом из детства»

Антуан де Сент-Экзюпери

Санкт-Петербург очень красивый город…

Неимоверное количество памятников, красивых строений и музеев. Повсюду снуют туристы и коренные жители города. С неба падает чистый, невинный и пушистый снежок. Дует сильный ветер, снося с ног прохожих и кидая им горсти снега в лицо. От чего они кутаются в шарфы, натягивая их до самых носов, и шапки, опуская их до самых глаз. Некоторые же смело ходят без шапок, встречаясь лицом к лицу с суровой русской зимой.

Другие же и вовсе не замечают пристрастий зимы, греясь в машине, но тоже не сидя дома. Ведь вокруг царит предновогодняя суета. Каждый из них спешит купить всё необходимое, чтобы встретить новый год во всеоружии.

От обилия народа работникам магазинов негде развернуться чтобы пройти, не говоря уже о том, чтобы что-то поставить на прилавок. Все толкаются, ругаются и дерутся за последний мандарин, забывая о том, что на дворе праздник и стоило бы прекратить препирания. Но нет! Всюду творится хаос и неразбериха. Работники молятся, а покупатели выражаются, причём каждый на свой манер.

Глаза и руки кассиров давно устали, но они боятся и на секунду остановиться. Остановка может породить скандал. А это новые разборки и испорченное настроение. Многие же не церемонятся и берут целые коробки, спеша к кассе и силясь протиснуться вне очереди. От чего скандал всё же возникает. Наблюдатели со стоном опираются на свои тележки, понимая, что это надолго…

Другая часть населения творческого города поступила умнее, закупившись заранее и трудясь на своих кухнях, спеша успеть до двенадцати. В таких домах пахло варёными овощами и горячими блюдами. Мамочки в них трудились у плиты, впитывая телом этот запах. Отцы же преспокойно наряжали ёлку, не заботясь о красоте, о которой заботились дети. Всюду царил смех и весёлая суета.

Но были и такие, которые и вовсе не считали новый год праздником. Они не варили яиц для салатов, в их холодильниках не стояло по три банки гороха и они не наряжали ёлок. Им не было дела до этой бесполезной предпраздничной лихорадки. Они спокойно работали на своих работах, ожидая конца дня, чтобы рухнуть в кровать и уснуть непробудным сном.

Именно в этот день. 31 декабря. В одном из престижных и лучших роддомов города рожала жена богатого чиновника. Всё её тело было мокрым от пота, она часто дышала через рот и тужилась по просьбе врачей. Врачи же выполняли свою работу, так как у неё не было понятия праздник. Вместо того, чтобы отмечать этот день с семьёй и друзьями, они принимали роды и спасали жизни.

В глазах женщины мутнело от боли и она уже раз сто успела проклясть тот день, когда забеременела. Её бесило всё: яркий свет лампы, голоса врачей, прядь волос, упавшая на глаза, и муж не пришедший на её роды. Одним словом, всё! Она кричала от натуги, в попытке родить скорее, чтобы боль наконец прекратилась, но видимо ребёнок так не считал, не желая выходить из безопасного чрева матери. Женщина с силой сжимала руку одного из врачей, матерясь по-французски.

– Давайте, милая! Тужьтесь сильнее! – подбадривал её главный врач.

– Beaucoup plus fort? – вскричала негодующая мать.

Мысли женщины настолько затуманились, что она не заметила, как перешла на родной французский. Слова белого пятна до неё уже просто не доходили. Сознание протестовало. Информация ускользала, как вода сквозь пальцы. Сжав руку сильнее, она поднатужилась, крича в потолок.

Это был последний рывок перед тем, как она обессилено рухнула на кушетку и облегчённо выдохнула. Раздался первый крик ребёнка, отражаясь о стены и эхом отдаваясь в ушах новоиспечённой матери. Приподняв голову, она взглянула на сморщенное тельце.

– Vivez et combattez, cher Armel… – обессиленно выдохнула женщина свои последние слова.

И снова крики и суета, но уже, к несчастью, не предпраздничная…

Горланящего ребёнка уносят как можно дальше от женщины, подарившей ему жизнь. Слёзы катятся по отёкшему лицу дитя и кажется, словно он прекрасно понимает, что больше не увидит свою мать. Тем временем, к женщине подключают аппараты, делают необходимые уколы. Но она не реагирует, глядя в потолок остекленевшим взглядом. Лишь дорожка одинокой слезы и последняя улыбка на губах, говорят о том, что ушла она будучи счастливой.

Врачи судорожно пытаются вернуть её к жизни. О стены отражаются их крики и звуки разрядов, идущих один за другим. Но и это не помогло. Спустя час люди в белых халатах сдались. Главврач стянул маску, произнося роковые слова…

– Время смерти 21:21

С глубоким вздохом он ушёл, оставляя всё остальное на заместителя. Редко на его руках умирала молодая и полная сил беременная женщина за всю его многолетнюю практику. Стянув очки, мужчина потёр виски, погружаясь в раздумья.

– А ей было всего 27… – пронеслось мимоходом в его голове. Достав из ящика в столе коньяк и стопку, мужчина налил себе немного спиртного. Опрокинув жгучую жидкость в себя, он глубоко задумался.

Валентину Андреевичу, так звали главврача, всегда было плохо, когда кто-то погибал у него на руках, особенно если он успел прикипеть к пациенту. И потому сейчас он решил забыться, откладывая звонок её родным на завтра. Мужчина терпеть не мог стоять с безразличным лицом перед людьми, которые рыдали, крича на него и обвиняя. И он понимал их. Слушал и ощущал, как боль внутри него медленно растворяется где-то глубоко в душе. Почему-то от криков ему становилось легче и принять уход очередного пациента было гораздо проще, но тут…