Анна Грэм - Дорога домой

Наши дни.

Эван стягивает с себя заляпанные кровью перчатки, кидает их кулем в мусорный пакет, осматривает себя – руки этой самой кровью забрызганы по локоть. Бросает взгляд на своё отражение в боковом стекле – над бровью бордовая мазня, наверное, пот стирал со лба. Артериальное кровотечение – тот ещё аттракцион, у них было мало времени, потому что одна безумная бегала с ножом вокруг дома. Они прибыли раньше копов, и им пришлось ждать, пока диспетчер не даст добро. Спасти пострадавшего не удалось.

– Дерьмо собачье.

Хочется увалиться прямо на землю и закрыть глаза: с чувством вины Эван давно научился справляться, а вот усталость порой берёт своё. И всё же это лучше, чем калечить себя и других, как делал это отец. А ведь Эван едва не пошёл по его стопам!

Отец тратил всё, что заработал, Эван мало уделял внимания учёбе из-за тренировок и юниорских соревнований, поэтому о колледже даже не думал. Когда отец загремел в тюрьму во второй раз, все сбережения ушли на адвоката, да и дом давно обветшал и требовал серьёзного ремонта. Эван редко брал полноценные выходные, стараясь набить как можно дольше долларов в час и спасти как можно больше людей. Он считал, что поступил благоразумно, когда предпочёл неблагодарную службу в 911 карьере клоуна на ринге. И пусть у него почти не оставалось личного времени, а «работать» и «спать», похоже, стали единственными целями его жизни, он понимал, что делает что-то полезное, в то время как отец катился всё ниже и дальше, не в силах смириться с тем, что его век в большом спорте завершился.

– Что тут у нас?

Копы опрашивают местных – на парковке трейлерного парка нервно блестят маячками два полицейских «Форда». В эту же толпу заруливает машина службы опеки – у пары остался ребёнок, семья, по видимому, стояла на учёте.

– Дамочка напала на мужа с ножом, – отвечает техник, пока Эван сгружает обратно в грузовой отсек сумку с первой помощью. – Соседи говорят, она того, – вертит пальцем у виска, – по весне привидений ловит.

Слышится детский плач, а из трейлера, как из банки с консервами, доносится приглушенный вой и грохот – сумасшедшая ещё там, пытается выломать подпёртую снаружи дверь. У копов тихо бормочет рация, соседи верещат и причитают, кто-то снимает на телефон. Дурдом. И так почти каждый день.

Эван запрыгивает на подножку спецмашины – пора рулить обратно на станцию. Где-то на периферии зрения он замечает движение слева, поворачивает голову. Из машины службы опеки выходит молодая темноволосая женщина. Она стоит к нему боком, и он не видит её лица, но в очертаниях её фигуры, в характерном взмахе волосами, в том, как она заламывает пальцы до щелчка, Эван видит нечто знакомое.

– Ана?

Он понятия не имел, что его будет так пробирать даже спустя десять лет. Последние годы ему удавалось вообще не вспоминать о ней, да и что у них было?! Ничего – школьная дружба, пара свиданий и пара пустых, наивных клятв, но стоило увидеть её даже издали… Усталость и апатия вспыхивают и сгорают в адреналиновом шторме, Эван спрыгивает с подножки обратно на землю и идёт вперёд, не замечая перед собой препятствий. Зачем? Что он ей скажет? Привет, сто лет не виделись? Чепуха какая-то, чёрт побери!

– Ана.

Следовало бы заткнуться и сесть в машину, но рот открывается против воли рассудка. Он зовёт её ещё раз, и женщина, наконец, оборачивается. Это не Ана – на бейдже чернеет «Кармен Суарес», и она значительно старше той, чей образ так некстати вдруг вспыхнул в его памяти. Женщина виновато улыбается, словно извиняется за то, что оказалась не той.

– Простите, мэм.

Хочется прописать себе отрезвляющую затрещину, да самому себе не с руки, Эван разворачивается и топает прочь – здесь его работа закончилась, а об остальном лучше снова забыть.

Им поступает вызов. Семнадцатый за смену, и снова становится не до пустых размышлений – здесь нужна холодная голова и высокая концентрация. Почти как на ринге. И в этот раз всё заканчивается хорошо. И это хорошо случается чаще, чем плохо – для Эвана Брукса это весомый повод любить своё дело.

12 лет назад

Ана напрасно надеется, что сумеет пробраться в дом незамеченной: час тридцать, а свет горит во всех окнах. Значит, её ждут. Родители наверняка даже не ложились, а ведь им завтра на работу. По привычке крадучись вдоль забора, даже зная наперёд, что это уже не поможет, Ана Бореанез изо всех сил старается успокоиться. Какой смысл психовать, если тебя поймали с поличным? Вина, стыд, досада и злость – внутри царит хаос, ну почему нельзя просто оставить её в покое? Почему нельзя просто начать, наконец, доверять ей?! Родители привили ей достаточно здравомыслия, так почему им всегда всё мало?! Ана не могла бросить Эвана в такую трудную минуту. Она не могла просто встать с дивана и пойти домой, чтобы вернуться в положенные двадцать два тридцать. И пусть Эван почти два часа молча смотрел в стену, она не могла бросить его просто так, ведь сегодня его отца посадили в тюрьму. Эван остался совершенно один. Ана не знала, как рассказать это родителям – а они наверняка уже в курсе – ведь насчёт Бруксов она не так давно получила чёткое предупреждение.

Она собралась зайти с кухни и тихонько подняться по лестнице в свою комнату, но в последний момент передумала – это было бы слишком по-детски.

– Ана Лусия.

Спокойный, но строгий голос отца окликает её из столовой.

– Можешь не врать, мы знаем, где ты была, – добавляет он, и у Аны вспыхивают щёки.

Она делает глубокий вдох и шагает в столовую, находит родителей, сидящих за столом в напряженных позах друг напротив друга. Они сидят так давно, что остывший чай тёмным, мутным кольцом опоясал их белоснежные, полупустые чашки. Ана встаёт в дверях, готовая к нападению и защите… Нет, к этому Ана никогда не будет готова. Нет ничего хуже, когда двое самых близких людей не понимают и не поддерживают. Она ведь ничего не сделала!

– О твоей дружбе с Эваном Бруксом мы говорили, кажется, недели две назад. И ты конечно же, благополучно пропустила всё мимо ушей. – Если Сильвестер пытался быть с ней мягким, но убедительным, то Мария порой не могла сдержать эмоций. И Ана отвечала ей тем же.

– Мама, мне уже шестнадцать, я сама могу решать, с кем мне общаться.

Она уже не говорит о том, что все её одноклассники имеют собственные машины и возвращаются домой, когда им вздумается. Пьют алкоголь и давно занимаются сексом, спокойно обсуждая с родителями все перипетии этой неотъемлемой части человеческой жизни. Когда она отвергла ухаживания капитана школьной команды по футболу – редкостного дебила, к ней едва не приклеилось прозвище «Фригидная», но Эван тогда заткнул всем рты. Ничего не требуя взамен. Он забирал её, они вместе ехали в школу, а потом он привозил обратно, каждый день, когда не пропускал учёбу из-за тренировок или соревнований. Никто из обидчиков не хотел связываться с парнем, который может навалять профессионально, и Ана чувствовала себя под защитой. Но даже с ним у неё ничего не было, несмотря на то, что они строили планы на совместное будущее. Эван не настаивал, а ей… Ей просто было страшно, что мама каким-то своим полузвериным чутьем всё узнает, и тогда плакал её колледж. Если отсутствие машины она могла объяснить жёсткой экономией, то излишне жёсткие рамки, в которые родители запихивали её, словно податливый пластилин, Ана понять не могла.