Мария Высоцкая - Пресыщенность ядом

– Ты сволочь, Доронин, тебе самому от себя не противно?

– Противно, Элька, очень противно.

– Убирайся отсюда!

Он тяжело вздыхает. Чувствую его злость. Почему-то я всегда его тонко чувствую.

– Ты не дашь даже шанса?

Отрицательно качаю головой. У него нет права на этот шанс. У него больше ни на что нет права.

– Значит, всё, что было между нами, твоё потрясающее притворство?

– Что? Нет… – осекаюсь, теряя свою непоколебимую уверенность.

– Я, возможно, самый ужасный человек, но ты не лучше, Эля. Разве это любовь? Ты вычеркнула меня из своей жизни, вот так просто. А сколько было сказано красивых слов, ты такая же лгунья, как и я!

Замираю, а после уже не могу остановиться:

– Я лгунья, я не любила? Как ты смеешь, после всего… разве это я изуродовала тебе жизнь? Я скрылась с места аварии? Я спорила на тебя, как на кусок мяса? Я врала и прикидывалась не собой? Смотри на меня, Доронин, это всё делала я?! Как у тебя только хватает совести… Данил, это не игра, слышишь, уходи. Всё кончено. Хватит твоих игр! Хватит!

Ору, закрывая уши руками, оседая на пол по стене.

Доронин тянется ко мне, но я пресекаю любые попытки одним только взглядом. Мне так больно. Невыносимо. Он чудовище. Чудовище, в которое я имела глупость влюбиться. Почему судьба так коварна, почему человеком, который смог меня починить, стал именно тот, кто сломал?!

"Ночь. Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствуют незрячие? Ведь их жизнь – вечная ночь. Тёмная, холодная, страшная. Когда ты находишься в коме, ты испытываешь то же самое. Нет никаких туннелей, яркого света или же какой-то счастливой, другой реальности. Нет. Есть только тьма и ничего больше.

Наверное, первое, что тебя раздражает, когда ты приходишь в себя, это свет. Яркий, режущий. Он кажется чужим. Ты привыкаешь к вечному сумраку настолько, что лучи солнца больше не заслуживают твоего внимания.

Когда я открыла глаза, то первое, что я видела и чувствовала, белый потолок и встроенные в него лампы. Они светили слишком ярко. Убивали мои глаза. Терзали их и будто смеялись. Они смеялись надо мной и моей беспомощностью.

Второе – мамины руки. Они с такой силой стискивали моё запястье, что хотелось закричать, чтобы она их убрала. Но голоса не было, только нездоровые, еле слышные хрипы.

Третье – это боль. Адская, поглощающая, она терзала моё тело, не останавливаясь ни на минуту.

Четвертое – страх. Жуткий. Порождающий панику страх.

Я не видела себя, не знала, что со мной. Не чувствовала. Не помнила, я почти ничего не помнила. Только то, как мы возвращались в город с дачи. У Ольки с Витькой была такая замечательная дача в сосновом поселке, летом мы ездили туда на шашлыки, а зимой кататься на лыжах. Мы ехали, пели песни, улыбались и совершенно не подозревали, что через минуту всё будет закончено.

Я помню удар, помню, как мир крутился вокруг меня, пока машина, переворачиваясь, слетела в кювет. Я помню боль, крики, вспыхнувший огонь. Я помню, как рыдала Оля. Так громко. А ещё помню, что так и не смогла дотянуться до её руки, которую она мне протягивала.

Эти крики, жуткие образы, окутавшее пламя, они врывались в моё сознание, я металась по больничной койке в агонии, хрипела вновь и вновь проживая ту ночь. Мне кололи успокоительное, обезболивающее, но это не помогало. Из раза в раз я открывала глаза и проходила через этот ад. Снова и снова. Снова и снова".

Настоящее.

Мама стоит в кухонном проёме, на голове у неё закрученное полотенце, и она явно походит на египетскую мадемуазель времён до нашей эры. На ней васильковая пижама и смешные тапки-единороги, я подарила их ей на Восьмое марта. Милые, пушистые и такие разноцветные. Она долго смеялась, но не забросила их в далёкие дебри шкафа, а поставила красоваться перед кроватью и теперь каждое утро разгуливает в них по дому.

Она внимательно наблюдает, как я обуваюсь, и делает глоток чёрного, но до ужаса сладкого кофе. Он приторный, и я такой не люблю.

Разгибаюсь, вешая на плечо сумку. Мамуля пробегает по мне глазами, и её лицо украшает улыбка. Она тёплая, родная.

– Не задерживайся, – целует в щёку, мимоходом поправляя воротничок моей рубашки.

Мама всегда так делает, когда я собираюсь выходить из дома. Провожает. А ещё, наверное, безумно за меня переживает. Я её понимаю. После всего, что им с отцом пришлось пережить, я бы так же караулила своего ребёнка у дверей. А возможно, везде таскала бы с собой за руку, и плевать, что ему уже девятнадцать лет.

У меня замечательные родители, самые лучшие на свете. И я благодарна Богу, что мне с ними так повезло.

– Хорошо, если что, я позвоню и предупрежу тебя.

– Договорились.

– А папа скоро вернётся? – беру с полки зонт.

– Обещал к концу недели.

– Я по нему уже соскучилась. Знаешь, я иногда жалею, что он в постоянных разъездах.

– Не поверишь, но я испытываю аналогичные чувства, – усмехается, – всё, беги, а то опоздаешь.

– Точно.

Выйдя из подъезда, я с опаской перехожу дорогу и с ещё большим страхом сажусь в автобус. Он набирает скорость, и я чувствую, как волоски на руках встают дыбом. Нужно перетерпеть. Всего пару остановок. Совсем немного…

Пока автобус скользит по мокрой дороге, а на его окнах то и дело струятся водные реки, расползаясь по стеклу паутинкой, я заворожённо наблюдаю за маленьким мальчиком, лопающим огромную сладкую вату. Она розовая и такая красивая. В детстве я обожала ходить с родителями на карусели. Мы уходили в парк на целый день. Гуляли, катались, лежали на траве и были самыми счастливыми. Такие воспоминания детства бесценны.

Я хорошо помню своё детство. Оно было ярким. Родители пытались его таким сделать настолько, насколько могли. Мы часто гуляли, играли, почти всё-всё делали вместе. Я была желанным ребенком. Я это всегда чувствовала. Остро чувствовала.

Даже в школе почти всех моих подружек постоянно стращали, заставляли хорошо учиться, наказывали, запирали дома. А меня… меня нет. Родители мне доверяли, старались найти компромисс, поговорить. Вообще, они всегда со мной общались, пытались понять, что я чувствую и насколько это для меня важно. Наверное, из них бы вышли неплохие психологи. О своём детстве я помню только хорошее. Самые светлые воспоминания родом из детства, у меня вот именно так.

Перешагиваю через лужу и, ускоряя шаг, иду к зданию университета. Я мечтала поступить сюда, как только стала задумываться о будущей профессии. Мне всегда хотелось, чтобы моя работа была креативной, такая, где я бы могла реализовывать изобилие своих самых странных идей. Наверное, поэтому пошла на связь с общественностью. Тут тебе и пиар, и реклама. Делай всё, что душе угодно.