Виктор Лысых - Сувенир для фрау Моники и побег за любовью

…Коновалов появился минут через сорок. Увидев его, Иван спускается с вышки и поджидает у двери склада. Прапор соскакивает со своего раздерганного дамского велосипеда, прислоняет его к стене, в сторону Ивана не смотрит, сопит и отворачивает свою конопатую физиономию. Ивана это задевает, и он как можно спокойнее говорит:

– Без разводящего на пост не пущу.

Коновалов, наконец, «замечает» Ивана, в светлых его глазах вспыхивает злость и беспокойство.

– Иди ты! У меня допуск есть.

– А мне плевать, по уставу без разводящего не положено, – резко говорит Иван и демонстративно поправляет автомат.

В глазах Коновалова, обрамлённых рыжими ресницами, мелькает растерянность, но он еще хорохорится:

– Ты умника из себя не строй, я уже в караульном отметил!

–Ладно, – великодушно соглашается Иван и отходит в сторону.

Коновалов лепит печать, прыгает на своего козла и быстренько сматывается, а Ивану весело и чуточку жаль его. Совсем замордовался мужик, не до службы ему сейчас. А всё из-за заочницы, будь они трижды клятые…

С год назад ему дали адрес незнакомки, и он стал посылать ей письма – это называется «писать заочнице». Есть любители, что пишут нескольким сразу и те отвечают, иногда ехидно, но бывает и добросовестно. Если «клюёт», то ей высылают фото, чаще не своё, а ротного или батальонного красавца на фоне немецкого пейзажа, и просят взамен. И фотки приходят, но наверняка тоже чужие. В общем, игра в любовь.

Вот так было и у Коновалова. Как он кадрил свою заочницу, одному ему известно, но поехал в отпуск, женился, привез её, и все ахнули: длинноногая, фигуристая, с наглыми красивыми глазами – она была неотразима. В батальоне её сразу же окрестили «красотка Лиза».

Когда она появлялась, а ходить в часть, смущая солдатиков, она страсть как любила, по три раза на день в магазинчик бегала, – всё вокруг наполнялось одним вздохом: «Ух ты!».

Коновалов ходил обалдевший от счастья и, хотя ему даже до взводного красавца Гены Чумадина, как до Москвы на четвереньках, тем не менее, в глазах солдат он вырос.

Отсчитывая трусы и майки для бани, Коновалов сбивался, загадочно улыбался, но это не возмущало нетерпение ротных каптенармусов. Они понимающе подмигивали и прощали ему рассеянность.

Но вот Лизавета оказалась не только красивой, но и коварной. Она залезла в долги, накупила немецкого барахла, и в один прекрасный день, устроив скандал, с шумом отбыла в родные пенаты, оставив Коновалова наедине с разволновавшимися кредиторами.

Поднявшийся было ажиотаж среди тех, кто писал заочницам, сменился лёгкой паникой, и был подготовлен диспут на тему «Письма незнакомкам и их последствия», но Коновалов делиться опытом наотрез отказался.

– Это же надо, – сокрушался он, – какая баба, а стерва еще большая, – и в его светлых сонных глазах вспыхивал огонь гнева, любви и еще чего-то непостижимого для окружающих.

Коновалов укатил на своём драндулете, а Иван снова поднялся на вышку. Вид отсюда отличный. И стоять приятнее, чем ходить вокруг бокса, да и нагуляться он ещё успеет. По инструкции он может находиться на вышке до темноты, а потом «охрана патрулированием».

И припомнилось Ивану, как с месяц назад он патрулировал на этом посту и его здорово напугал дикий поросёнок. Он шёл вдоль стены, время приближалось к утру, на востоке уже посветлело, завернул за угол, а из-под ног с визгом шарахнулся поросёнок. Ивана точно током шибануло, пилотка в миг поднялась и плавно опустилась. Вот тогда он впервые и узнал, что такое волосы, вставшие дыбом.

Смена пришла минут на пять раньше, чем Иван рассчитывал.

– Опечатал? – спросил Русаков, кивнув на дверь.

– Да, был.

Русаков вопросительно посмотрел на Ивана, но ничего не сказал. Видно, Коновалов всё же пожаловался, что тот не пускал его на пост.

В караульном ужинали, аппетитный запах жареной рыбы с картошкой струился из открытой двери, но Ивану еще предстояло полчаса стоять у караульного помещения и глотать слюнки.

Ребята, заправившись, выходили под навес. Сытые и разморенные ужином, они сидели, курили, балагурили. Потом и он поужинал, отдохнул, почитал журнал «Юность», который прихватил в караул, подремал на жёстком диване – и снова на пост.

Второй его заход пришелся на середину ночи. Ходил, спотыкался, глаза закрывались на ходу. Энергично потер лицо и вроде полегчало. Стало зябко и пришлось облачаться в просторный заношенный плащ.

Луна и звезды равнодушно взирали на его борьбу со сном. В лесу кричала какая-то птица. Стоял, слушал. Но потом снова навалилась сонливость, хоть спички в глаза вставляй. Ну, а если без спичек и серьёзно, то в таких ситуациях помогают воспоминания, особенно смешные или приятные истории.

Одно из таких воспоминаний, случившееся недавно, чаще всего и лезло в голову Ивану. А произошло то, что он, наконец, побывал в отпуске.

Тернистый путь и московские кидалы

Иван тихо мечтал о поездке домой, а когда объявляли отпуск другим, то задавал себе вопросы почему не ему, ведь я не хуже? И это было действительно так. Полгода назад, после увольнения Мустафы, Иван был назначен наводчиком орудия и с этим успешно справлялся – все стрельбы отрабатывал на оценки «хорошо» и «отлично» и его ставили в пример.

Новая должность и звание ефрейтора добавили и доплату, как в марках, так и в рублях. Его избрали в бюро ротной комсомольской организации, где он отвечал за подготовку стенгазеты и «Боевых листков», и этим Иван занимался с удовольствием, и всё у него здесь тоже получалось, если не на отлично, то на хорошо точно.

А ещё Иван мог складно говорить, обобщать, подмечать интересные детали, делать выводы. Запоминал он и анекдоты, а главное умел их рассказывать, усвоив однажды, что анекдот должен быть таким же, как женская сорочка – коротким и прозрачным. И придерживаясь этого, он всегда привлекал к себе внимание ребят, как в курилке, так и на политзанятиях и комсомольских собраниях.

Любил Иван и читать, почти каждый вечер заходил в библиотеку, где было полно книг, газет и журналов. Выписал он и себе пару журналов, не пожалев рублей.

Дело в том, что кроме немецких марок солдатам в Германии платили ещё и рубли, только поступали они на банковские карточки, с которых можно было снять деньги лишь в России, когда уволишься или находясь в отпуске. А здесь на эти деньги можно было выписывать журналы и газеты, чем он и воспользовался, оформив на себя «Юность» и «Технику молодёжи», которые в библиотеку не поступали. А прочитав их, обменивался с ребятами, которые также что-нибудь выписывали, так что круг его познаний был довольно обширным.

И вот, наконец, всё его способности и старания сработали, и он услышал свою фамилию в списке отпускников, когда подводились итоги учений, что проходили несколько дней на магдебургском полигоне. А через пару недель, ближе к вечеру, старшина Ярый сообщил Ивану, чтобы к утру следующего дня он был готов ехать в отпуск.