Алиса Франц - Единственная для сурового

– Анастасия.

Голос Сурового прозвучал негромко, но требовательно. Ему удавалось задать нужный тон, почти не меняя громкости. Однако ему не нужно было кричать, чтобы произвести впечатление. Я немедленно встала и пошла на зов его голоса. Суровый стоял в спальне у раскрытого шкафа. Я застыла на пороге комнаты и не решалась войти внутрь. Меня пленил вид полуобнажённого мужчины, стоящего ко мне спиной. Его широкая, налитая мускулами спина притягивала взгляд и будоражила воображение. На смуглой коже я нашла длинные следы старых шрамов и испытала одновременный страх и трепет перед тем, что пришлось пережить этому мужчине.

– Вас много раз ранили? – спросила пересохшим голосом.

Однако Суровый либо не услышал мой вопрос, либо предпочёл сделать вид, что не услышал его. Он ткнул пальцем в направлении шкафа:

– Что это?

На полках ровными стопками лежали его футболки и спортивные брюки, сложенные краешек к краешку, очень аккуратно. Майки и нижнее бельё тоже лежали по цветам, от самого светлого к самому тёмному. Суровый распахнул дверцу платяного шкафа и фыркнул, процедив сквозь зубы:

– И сюда залезла.

Краска смущения бросилась мне в лицо. Я не поняла скептического настроя мужчины. На мой взгляд, до моего вмешательства в его спальне царил беспорядок в вещах, зато сейчас всё было идеально. Но потом я вспомнила допрос, устроенный мне мужчиной, и поняла причину его недовольства.

– Я не лазила по вашим карманам, если вы об этом.

– Да неужели?

Он повернулся, смерил меня недоверчивым взглядом и кивнул в сторону мелочёвки, лежавшей на одной из тумб.

– Если ты не лазила по карманам, то что это такое?

Обида встала в горле комом. Меня словно отхлестали по щекам, и на глаза навернулись горькие, горячие слёзы. Я перебрала вещи Сурового и отправила некоторые из них в корзину с грязным бельём, а оттуда – в стиральную машину… Найденное в его карманах, я сразу же положила на тумбочку, не разглядывая и уж тем более ничего не заимствуя из его вещей.

– Я ничего не брала. Я отправила ваши вещи в стирку, а всё, что лежало в карманах, здесь. До самого последнего клочка бумаги.

– Значит, всё-таки ты лазила по карманам. Зачем соврала?

Мужчина развернулся всем корпусом в мою сторону и сложил руки под грудью, демонстрируя литые, тренированные мышцы, перекатывающиеся под гладкой, бронзовой кожей.

– Я жду ответа.

– Извиняюсь за желание навести чистоту в вашем свинарнике. Но я ничего не брала. Вы можете обыскать меня и мои вещи, если не верите! – сказала оскорблённо, глотая обиду и слёзы.

– Я знаю. Видел по камерам.

– ЧТО?!

Суровый ткнул пальцем в направлении потолка. Вероятно, где-то там была мастерски припрятана камера видеонаблюдения.

– Но если вы всё видели, зачем обвиняете меня в том, чего я не делала?!

– Ты сама себя обвинила. Я лишь спросил. Зачем ты лезешь туда, куда не просили? Или ты считаешь, что мне нужна домработница в твоём лице?

– Нет.

– Эту квартиру убирают. Раз в неделю. Мне хватает. И я никому не позволяю лезть на полки со своей одеждой.

– Но так вам будет легче найти вещи…

Суровый подошёл к шкафу, резко сдвинул все вешалки вбок и нажал на стенку шкафа. Она медленно отъехала в сторону и за ней обнаружился сейф. Суровый закрыл своим телом табло и набрал цифровой код, а потом открыл дверцу и… достал пистолет.

– Дело не в том, чего не могу найти я. Дело в том, чего искать не следует.

Мужчина щёлкнул чем-то: то ли предохранителем, то ли затвором. Я не была сильна в оружии, но сразу поняла, что ствол пистолета, блестевший опасной сталью, был настоящим.

– Я не искала ни оружие, ни денег, – произнесла слабеющим голосом и схватилась ладонью за дверной косяк.

– Не падай в обморок. Настя. Просто не суй свой нос куда не следует.

– Простите. Я просто не привыкла сидеть без дела.

– Тогда иди на кухню и достань столовые приборы, тарелки, салфетки. у и всё в таком духе. Я заказал ужин.

Я расставила тарелки и разложила столовые приборы, стараясь справиться с волнением, охватившем тело. Старалась не думать о собственной оплошности и не корить себя: ведь уже ничего нельзя было изменить. Однако мысли всё равно лезли в голову. Не хватало, чтобы Суровый решил, будто я к нему подкатываю и пытаюсь задержаться возле него, демонстрируя свои навыки, как хозяйки. Я ничего такого не планировала, лишь коротала время в плену.

Суровый находился вдалеке. По едва слышному шороху воды я поняла, что он принимает душ. Несмотря на волнение и страх перед этим мужчиной, мне было приятно осознавать, что вынужденное одиночество закончилось, и я хотя бы на некоторое время нахожусь не одна на территории просторной квартиры.

– Надеюсь, ты ешь красную рыбу.

Голос Сурового застал меня за распаковкой еды, принесённой курьером. Я взглянула на мужчину и с досадой подумала, что он, похоже, часто пренебрегает рубашками. Великолепный торс был обнажён. На его узких бёдрах низко сидели спортивные, хлопковые штаны, волосы ещё были влажными, а через шею был перекинут жгут тёмно-серого полотенца.

– Я заказал тебе стейк из форели.

Подойдя к столу, мужчина, не церемонясь, отломил кусок от французского багета и мгновенно забросил его в рот. Суровый оказался очень близко от меня. Я даже ощутила, как пахнет его гель для душа – солёным океаном и свежим бризом.

– Не могли бы вы одеться целиком. Пожалуйста? – пробормотала я и отвернулась к столу, сосредоточившись на сервировке.

Близость Сурового меня волновала и заставляла пульс учащаться помимо моего желания. Я надеялась, что мужчина примет к сведению мою небольшую реплику. Но уже через секунду поняла, что в этой квартире своё собственное мнение может иметь только один человек. И этим человеком не была я.

Мои последние слова с просьбой ещё висели в воздухе, когда Суровый внезапно оказался позади меня и подтолкнул меня к столу. Его обнажённая грудь ещё была влажной после душа. Когда он прижался к моей спине, тонкая ткань кофточки сразу же намокла и прилипла к телу. Перед глазами потемнело от контакта с большим телом зрелого и очень сильного мужчины. Он был мощным и намного выше меня, продолжал давить сзади, пока не прижал вплотную к столу.

Его большие ладони со шлепком опустились на мраморную столешницу. Я почувствовала на шее и на волосах горячее, свежее дыхание, но сама забыла о возможности вдыхать кислород и начала задыхаться.

– Одеться? Устанавливаешь правила на моей территории? Кажется, ты забыла о том, кто здесь главный.

Одна из его рук оторвалась от стола. Я словно загипнотизированная наблюдала за медленными движениями его сильных, красивых пальцев. Такие пальцы обычно бывают у музыкантов, но ладони у людей искусства обычно узкие и гладкие, а ладонь Сурового была широкой, шероховатой и местами мозолистой. Ещё у него были стёсаны костяшки пальцев, как следствие многочисленных драк, где Суровому приходилось добиваться правды кулаками, а не словами. Всё это разительно отличало мужчины от… всех остальных, с кем я раньше имела дело. Но по правде говоря, когда он так многозначительно и волнующе прижимался ко мне сзади, я растеряла все разумные мысли и не могла вспомнить ни одного парня, с которым я испытывала хотя бы сотую долю тех чувств, что вызывал во мне Суровый.