Татьяна Захарова - Носящая ЛжеПечать

– Но ты довольно долго и успешно притворялась этой «серой бездушной массой». В чем же разница? Неужели притворяться такой же как и все чем-то лучше, чем быть!

– Я чувствую, я живу, а не существую, – я перевела взгляд на улицу, сдерживая тяжкий вздох. – По крайней мере я жила на 5 лет дольше остальных. – не понимаю, зачем я пытаюсь ему что-то объяснить, он все равно ничего не поймет.

– Да, я, действительно, не понимаю почему вы, людишки, носящие ЛжеПечать, так цепляетесь за так называемые «чувства». – сказал Владимир с нескрываемой иронией. Я пожала плечами, не желая ему что-либо объяснять. Вместо этого с сарказмом спросила.

– А наручники почему не сняли. Боитесь, что попытаюсь сбежать? – Владимир, пожав плечами, отвернулся. Молчание знак согласия. Я с едким сарказмом продолжила. – Ага, выпрыгну на светофоре. – кажется, я все-таки разозлила нессира, он кинул на меня полный злобы взгляд, но все таки промолчал. Где же мое чувство самосохранения? Зачем я пытаюсь его разозлить? Зачем огрызаюсь? – озадачилась я. Ведь нужно быть тише воды, ниже травы, может, это смягчит наказание. Я тряхнула головой, отгоняя последние мысли. Может быть, я бы постаралась быть повежливее и посмирнее, если бы был хоть малейший шанс избежать «запечатывания». А я слишком хорошо понимала, что этого не избежать. Поэтому, хоть душу напоследок отведу, перестану сдерживаться. Итак, слишком долго приходилось скрывать свои истинные чувства и эмоции.

Тем временем, мы начали спускаться, и вскоре припарковались возле центрального УВД. Владимир и Михаил лично проводили меня до самой камеры. И только там расстегнули наручники. Владимир открыл камеру и издевательски поклонился мне, как бы приглашая меня войти. Я молча зашла внутрь и посмотрела на неогуманоида. Уверена, он уловил мое желание узнать что будет дальше со мной, но не пожелал просветить меня. Или ждал, что я начну упрашивать его рассказать. Дверь камеры с грохотом закрылась. Я же сквозь прутья решетки продолжала следить за неогуманоидом. Проще всего было спросить вслух, ни Владимир, так Михаил ответил бы, но что-то заставляло меня упрямиться. Я перевела взгляд на Михаила и неожиданно для себя самой с сарказмом спросила.

– Михаил, а если бы я вчера с тобой «поужинала», вы бы оставили меня в покое? И никакого ареста бы не было? – Михаил поморщился и отвернулся. Вместо него ответил нессир.

– Нет, – твердо сказал он. – Тобой заинтересовался я. – Я с кривой улыбкой приподняла бровь.

– Так что, нужно было с тобой «поужинать»?

– И как ты только мог принять её за довольно милую и воспитанную девушку? – спросил Владимир у Михаила. Скривившись, он судя по всему процитировал Мишу. – Я уверен, она не преступница.

– Ты же сам засомневался в том, что её Печать ненастоящая. Ты даже применил тактильную экспертизу. А в отличие от меня ты умеешь читать мысли! – возразил Михаил. Надо же, он даже умеет огрызаться? Причем спорит с нессиром? Значит, он тоже какая-то шишка, ведь на самоубийцу не похож! Я удивленно приподняла брови и, не скрывая насмешки, хмыкнула. Владимир бросил на меня хмурый взгляд и сказал.

– С тобой мы пообщаемся позже. Счастливо оставаться! – и направился к выходу, Михаил последовал за ним. И о чем это они хотят со мной пообщаться? Я прислонилась к решетке, устало прикрыв глаза. Как же я все-таки ненавижу неизвестность! Успокаивает только одно, что вскоре мне все расскажут… Стоп! Что он имел в виду под словом «позже»?! Насколько позже?

Я начала мерить камеру шагами. Одиннадцать в длину, пять в ширину… Чего-чего, шагов!!! Теперь уже круги нарезаю (тридцать два, догадайтесь про что это я). Поразительно бодрое состояние, с учетом того, что час назад я готова была заснуть на работе. А сейчас вроде и кровать рядом (или правильнее сказать, нары), спи – не хочу! А ведь и правда не хочу!!! Вот до чего доводят нервы!!! Я остановилась, глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться, и… продолжила шествие. Все равно заняться больше нечем.

Вот интересно, почему тюрьмы внутри именно так выглядят? Прямо, как в старых фильмах. Как будто бы с прибытием пришельцев здесь вовсе ничего не менялось. Почему я этому так удивляюсь? Дело в том, что во всех отраслях и учреждениях были введены новшества, упрощающие и улучшающие условия жизни или труда людей. Системы охраны, системы жизнеобеспечения, да и вообще внешний вид помещений и зданий изменились. Только здесь все те же решетки, крохотные камеры, жесткие неудобные кровати, про туалет вообще молчу (в предварительном заключении, не знаю, что там сейчас в колониях твориться). Хорошо что сейчас здесь только я одна, а в соседних камерах никого, а то не знаю, как бы я сходила по малой нужде, да и по большой тоже. Хоть тут и было что-то вроде шторки. Мерзость!!! А, может, так и задумано было диамонгами: что бы преступники ощутили всю «прелесть» своего положения. Для них мы даже не люди, а животные, потому что решили пойти против их режима. Хотя… наверное, я опять сгущаю краски, здесь же содержаться все преступники, а не только Носящие ЛжеПечати.

Не знаю сколько времени прошло (может час, а может больше), когда я услышала скрип входной двери. Я остановилась, как вкопанная и посмотрела на приближающихся полицейских, не сразу сообразив, что они практически тащат кого-то на себе. Открыв дверь соседней камеры, они бросили мужчину в полубессознательном состоянии на кровать и вышли, не обратив на меня никакого внимания. Присмотревшись к другу по несчастью, я поняла что его кто-то жестоко избил, причем не в первый раз, судя по начинавшему желтеть синяку на скуле. Основные повреждения были, конечно, скрыты одеждой, но и увиденного мне вполне хватило.

Что-то мне сразу как-то резко расхотелось общаться с Владимиром… да и вообще с кем бы то ни было из полиции. Мне и так хорошо! И, в принципе, неизвестность меня уже не так пугала. Я согласна здесь и месяц прокуковать…

Я все-таки присела на кровать (ноги-то не казенные, а дневную норму в 10000 шагов я уже выполнила, и даже перевыполнила). И уткнулась взглядом в потолок!! Ну и чего мне еще ждать? Неужели меня тоже будут избивать?! Несмотря на состояние соседа, я сильно сомневалась в этом. Зачем им это? Да и вообще, диамонги вовсю демонстрируют свою гуманность и человеколюбие. Ага, вон в соседней камере находится живой (точнее полуживой) образец их «гуманности». Я перевела взгляд на соседа. За что же его так? Мужчина зашевелился и застонал. Видимо приходит в себя. С трудом, но он все-таки смог сесть и оглядеться по сторонам.

– Как ты? – сочувственно спросила я, когда он посмотрел на меня. – Живой? – Незнакомец удивленно моргнул и попытался встать с койки. Явно переоценив свои силы, он сел обратно.