Елена Полярная - Райская птица в сетях Баобаба

– Отпусти, – попросила Марина, пытаясь расслабить мышцы, растекаясь всем телом, чтобы уменьшить навалившуюся тяжесть.

Напротив черные глаза, в которых ничего не прочитать, брови вопрошающе поднимаются.

– Начнем договариваться?

Да-а… Недооценила мальчишку. А точнее, переоценила себя. Сексуально озабоченная курица. Думала: переспали – и мир. Получай теперь. А с другой стороны, вот и ответ – способен. О, мальчик способен на многое. Значит, ей повезло!

– Что ты хочешь? – спросила мягко и еще больше растянула мышцы, уменьшив давление.

– «Столетие». Ты разве забыла, зачем я пришел в твой дом?

– Хорошо. Поехали.

– Куда?

Ага, удивился. Сейчас перевес на ее стороне.

– Ты на самом деле думал, что я храню столь ценный бриллиант в шляпной коробке?

– Но в Аскоте…

– После Аскота я заехала в банк и оставила бриллиант там.

Итальянец задумался. Она видела, как мысли пробегают, морща гладкий загорелый лоб.

– Через час в дом вернется прислуга, – подлила масла в огонь, убавив час от реального прихода слуг.

Морщина между бровями напряглась. Не верит. И правильно делает. Она бы тоже не поверила. Кто же расстается с такими бриллиантами просто так.

– И не мечтай, что я даром отдам тебе «Столетие». Это будет сделка. Ты окажешь мне услугу. Если договоримся, то каждый получит желаемое. Дельце, которое я предложу, щекотливое. Но бриллиант того стоит. Не думаешь же ты, что я нацепила его на шляпку, чтобы эпатировать английскую знать? Я вышла на охоту и, как видимо, удачно. Бриллиант был приманкой.

Лицо расслабилось, колено перестало давить. Есть, попался. Но Марио продолжал держать ее руки.

– Поехали?

– Сколько это займет времени?

– Зависит от тебя.

– Я должен позвонить.

Дьявол! Воришка не один. Нет, вводить дополнительных персонажей в игру было не в ее интересах. Она хорошо усвоила мудрость: «Когда тайну знают больше двух – ее знают все».

– Девушка? – разыгрывая ревность, поинтересовалась Марина.

Марио самолюбиво хмыкнул.

Идиот. Какой идиот, впрочем, как и все мужчины. Тает, как снег, от собственной неотразимости.

– Угадала, – надула губки Марина. – Красивая?

– Белиссимо, – поддразнивая, Марио поцеловал кончики своих пальцев, при этом освободив одну из ее рук.

Этого было достаточно.

Марина, опершись на руку, собрала все силы, и нога, как молот, влетела в пах противника. В удар она вложила ненависть, злость и желание! Вцепившись в плечи, сбросила с себя воющего от боли итальянца. Рванувшись к консоли, схватила канделябр и влепила им парню четко в лоб. Не сильно, но так, чтобы противник отключился.

Ну надо же, какое совпадение. Хорошо, что попала не в то же самое место, иначе точно проломила бы голову. Нет, такой славный мальчик ей нужен самой. Связывая итальянца, она ликовала. Вот только сможет ли быть теперь он полезен в постели? Но по большому счету – это мелочи.

Оценив улов, подошла к зеркалу и оглядела себя, запыхавшуюся, в порванном пеньюаре, с вздымающейся грудью.

– Хороша! Прямо Диана после охоты.

План менялся на ходу. Уйти до прихода слуг ей уже не удастся. Поэтому сначала придется заклеить говорливому Марио рот.

Марина бросилась в кухню. Кроме лейкопластыря, прихватила из аптечки две ампулы. Этого будет достаточно.

Марио очнулся, когда Марина уже наклонилась над ним, выбирая место для укола. Его расширенные глаза с испугом следили за шприцем.

– Что, мой мальчик, еще мечтаешь о бриллианте? – хищно осклабилась Марина. – А давай поиграем в больничку. Я медсестра. А ты смертельно болен. С-м-е-р-т-е-л-ь-н-о, понял?!

Итальянец испуганно замычал и замотал головой.

– И правильно. Пора покаяться в грехах, – и без колебаний ввела иглу.

Наблюдая за действием лекарства, Марина процитировала свое любимое место из гимна Сократа:

– Мы приходим в мир,

Сжавши руки в кулак,

Будто хотим сказать – всё мое!

Мы уходим из мира с открытыми ладонями,

Ничего я не взял, ничего мне не нужно!

Весь я ваш, боги!

Веки итальянца медленно закрылись, и она с облегчением выдохнула.

Первый акт пьесы завершен.

Марио приходил в себя долго и мучительно. В голове щелкал метроном, во рту ссохлось, как после зверской попойки. Глаза не различали ничего. Связанные странно руки – на груди, и спутанные скотчем ноги напомнили ему о сумасшедшей русской.

– Стерва, выберусь, убью, – прошипел он и пошевелил затекшим плечом. Но тут же натолкнулся на что-то твердое. – Вроде, дерево.

Где он? Попытался хоть что-то разглядеть – темно, как в могиле. Куда его засунули?

Холодно и сыро. Запах старого подземелья навязчиво лез в нос.

Марио напрягся и тут же ткнулся другим плечом в противоположную стену. Пространства ноль. Он в чем-то узком. Труба? Сдвигаясь всем телом вниз, уперся ступнями в преграду, а коленями в деревянную крышку. Она что, и вправду его похоронила? Медленно еще раз попытался двинуться вверх. Безрезультатно. От ужаса замер, не веря в происходящее. С каждой минутой понимая ограниченность пространства. За оцепенением накатила истерика. Он изворачивался, бился в деревянные стены, несколько раз перевернулся, всё больше проникаясь сознанием, что находится в гробу. Сначала страх парализовал, потом перешел в дикий крик, вой. Но голос осип. Из глотки вырывался только хрип.

Мелькнула мысль: «Крича, быстрее истрачу кислород». Он где-то читал об этом. Марио затих, уткнувшись лицом в обрывки мятой бумаги. По лицу текли слезы беспомощности. Умереть вот так… живьем похороненным?

Нет! Он совсем еще не жил. Он вообще еще не жил. Марио, обдирая плечи, подтянул связанные руки к лицу и попытался перегрызть узел. Но обернутые несколько раз шелковым толстым жгутом, вывернутые запястья начинало сводить судорогой при каждой попытке вцепиться в веревку зубами.

Он пытался извернуться, чтобы принять более удобное положение. Бесполезно. Слишком узкое пространство не давало возможности дотянуться до заветной цели. Но он не хотел сдаваться. Должен быть выход. Отец внушал, что безвыходных ситуаций не бывает. Что получается, врал? Нет, просто отец не вляпывался в грязные истории.

Грязные истории. Так вот оно наказание?!

– Господи! Помоги мне! Во имя всех святых, обещаю жить честно. Если выйду живым, больше никогда…

И Марио заплакал, по-детски всхлипывая. Он молился, вспоминая слова, которые произносил, будучи малышом, за матерью. Он обещал. Ответа не было. Отчаяние отняло последние силы, усталость накатила, переходя в тупое равнодушие. Дышать становилось труднее, и клонило в сон. Хочу спать. Лучше умереть во сне.

Стук молотка и поток воздуха выдернули его из полуобморочного состояния.