Лус Габас - Сердце земли

– Он позвонил мне сам и все рассказал, но не хотел, чтобы я узнал об этом от кого-то еще. А ты?

– Аманда сказала. – Глаза Ирэн наполнились слезами. – Кто еще мог узнать?

– Не знаю. Наверное, любой. Это уже не имеет значения, тебе не кажется? В конце концов, все узнали, хотя и не обсуждали это открыто.

– Разве ты не чувствуешь себя виноватым, Сезар?

– В чем?

– В том, что мы все скрыли. Всю эту грязь. Мы даже не осознавали всего ужаса положения! – Ирэн сделала над собой усилие, чтобы успокоиться. – Теперь я все понимаю. Если бы мы были честны, возможно, ничего бы этого не произошло. Не знаю, как это объяснить, Сезар, звучит абсурдно, нереально. Словно я и жертва, и палач. – Она направилась к выходу. – Мне нужно увидеть Али. Я скоро вернусь.

– Как хочешь. – Сезар проводил ее до двери и обнял. – Али с тобой повезло. Ты ни минуты не сомневалась в ней.

– А ты?

Сезар моргнул:

– Не пойми меня неправильно… Это часть моей работы – искать во всем подвох и сомневаться. Я надеюсь, что никогда не разочаруюсь в вас.

Он предпочел промолчать о том, что до сих пор не удалось точно установить личность жертвы. В такие моменты он ненавидел свою работу, ведь она заставляла страдать его собственную жену.

Ирэн поехала окружной дорогой: сначала – по шоссе, потом – по узкой сельской дороге, а после свернула на участок грунтовки. Ей надо было поразмыслить над словами Сезара: правильно ли, что она ни минуты не сомневалась в Алире? Для Ирэн дружба была священна, это был чистый, без изъянов союз душ. Разум тоже отрицал, что подруга могла быть убийцей. Ведь Али всегда была такой хрупкой! Если ее вина будет доказана, Ирэн этого не вынесет. Вся их жизнь, их общие воспоминания превратятся в пыль.

Уже стемнело, когда женщина наконец добралась до Алкиларе. С каждым днем среди развалин зажигалось все больше огоньков. Ирэн подумала, что Алире будет трудно к этому привыкнуть, принять как должное. Как подруга сможет там жить после того, что произошло? Смогла бы Ирэн так же? Каково это? Она припарковалась перед огромными воротами особняка, чтобы не тратить время на борьбу с железными конструкциями и побыстрее увидеть подругу. Ирэн лишь хотела обнять ее и предложить помощь, сказать, что никто не верит в то, что она может быть причастна, что она может всегда на нее рассчитывать. Женщина жаждала попросить прощения за то, что не приехала раньше. Но Сезар был уверен, что не стоит поддерживать общение, пока идут допросы.

Ирэн увидела свет в столовой: было как раз время ужина. Однако ей показалось странным, что кто-то мог оставаться в доме, учитывая все обстоятельства. Женщина спешила и успокаивала себя тем, что виной тому была традиция – подавать ужин ежедневно в одно и то же время и при любых обстоятельствах. Сейчас гостья думала, что, возможно, стоило бы позвонить, но сперва решила посмотреть в окно и оценить ситуацию. К своему удивлению, Ирэн увидела, как Алиру страстно обнимал незнакомец. И сомнения, словно буря, охватили ее.

Алиру сильно обеспокоила реакция матери и брата Томаса, когда она объявила о решении принять предложение Аманды и сдать несколько комнат в поместье. Возможно, реакция второго брата, Херардо, будет более нервной, и женщина волновалась.

Хорошо, что они еще не встречались!

Алира решила все рассказать на следующий день после встречи с подругами, во время беседы за ужином, потому что после родственники обычно расходились по комнатам, чтобы несколько часов побыть в одиночестве. Она хорошо знала свою семью. Следовало выработать стратегию атак перед финальной «схваткой».

Со времени смерти отца родственники собирались в главной столовой, только когда приезжал Херардо с семьей. Тельма, как и ее муж, преподавала, и у них было множество выходных: целое лето, рождественская и пасхальная недели. Однако Алире нравилось общаться с племянником Ханом: когда тот приезжал, всегда с удовольствием слушал семейные истории. Все остальное время года семья обедала в кухне, просторном помещении с большим окном, выходящим на запад, где гигантский сосновый стол казался крохотным.

В комнате специально не делали ремонт, поэтому кухня больше напоминала этнографический музей. В районе мойки, под самыми окнами, располагался выложенный белыми и серыми плитками каменный продолговатый двухметровый резервуар, служивший раковиной. Тяжелые дверцы серванта занимали всю противоположную стену от пола до потолка, а от засова остался только большой гвоздь с широкой плоской шляпкой. Деревянные и железные приборы для печи и готовки, горшки и глиняная посуда все еще использовались или же служили украшением стен, где не было мебели. Каминная полка и шкафы ограничивали доступ в кабинет, где Алира иногда подслушивала тайные разговоры родителей. С другой стороны мойки располагалась огромная печь с открытым очагом.

Алира обожала сидеть на каменной скамейке и наблюдать за причудливой пляской дыма в тесном отверстии в потолке, через которое просвечивал лоскуток неба. Дрова тлели под вечным оком звезд, а женщина созерцала весь жизненный цикл от рождения крошечных язычков к неистовой пляске огня, лижущего поленья, и далее медленного угасания, когда пламя завершало трапезу и лишь едва заметные искорки пробегали время от времени по остывающей золе.

– Чем таким занят твой брат, что он даже не спустился? – спросила мать. Элехия всегда отличалась редкой, почти маниакальной пунктуальностью и приверженностью к четкому распорядку, несмотря на то что годы уже согнули ее спину, а движения сделали медленнее.

– Я его позову, – пообещала Алира.

Она прошла через кабинет, подошла к каменной лестнице и громко позвала брата по имени. Не получив ответа, она позвала снова и, наконец, решила подняться к нему в спальню. Она постучала, а затем открыла дверь. Как и ожидалось, Томас слушал музыку в наушниках, валяясь на кровати. Судя по громким звукам, это была композиция его любимой группу, Black Sabbath – « Paranoid ». Если что и нарушало мирную гармонию особняка, так это пристрастия младшего брата к тяжелому року, а текст песни полностью соответствовал натуре Томаса. Его жизнь сводилась к разовым контрактам каменщика в местной строительной фирме и пятничным визитам в Монгрейн, где играл на бас-гитаре в группе, исполнявшей известные рок-композиции. Женат он не был, девушки тоже не имел. Большую часть времени он проводил в своей комнате, слушая музыку и роясь в Интернете. Этот сорокалетний бородач очень ценил одиночество и тратил время на размышления на разные темы, но ничто не приносило ему удовлетворения. Он однажды обмолвился, что пришел к заключению, что счастья не существует, а с тех пор ему было нечем больше заняться, кроме как прожигать жизнь. Это была самая длинная, глубокомысленная и содержательная фраза, что он произнес во взрослой жизни, и, возможно, даже не его, а чья-то цитата.