Виктория Падалица - Эффект бумеранга. Часть вторая

Мама стащила с меня шубу, набросила себе на плечи и принялась восхищенно охать перед зеркалом, изучая себя.

– Хороша ты, Светка, ой, как хороша… Глядишь, и муж тебе сыщется, и папашка для дочки твоей дурной, если будешь в шубке по людным местам щеголять. Наденешь сережки с лазуритом, бобину на голове закрутишь, каблуки на ножки, и стремглав за хлебушком в самый дальний магазин. А Таньку так вообще от зависти удар хватит. Дарья, не жди меня рано. Я по делам, и вернусь нескоро.

– А я на работу. До вечера. – развернулась и открыла входную дверь. Не хочу быть здесь. Даже курочка любимая не остановит и не убедит в обратном.

– Голая пойдешь, что ли?

– Нет, я пальто в машине оставила. Пока, мам.

– Позвони ему, Дарья. Позвони. Будь умницей. Послушай маму. – сказала она напоследок.

Пока ехала до офиса, умудрилась несколько раз поплакать. Тяжко мне без Романа, не хочу быть в этом городе, если он находится в другом и не говорит со мной, а я не слышу его. Не хочу идти туда, где его нет. Но и бегать за ним не стану.

О том, что уже вечер, и до конца работы оставалось всего лишь полтора часа, я сообразила только когда доехала до пункта назначения. Посидев недолго в машине, я посчитала, что идти на работу нет никакого смысла. Меня там никто не ждет.

В Краснодар бы опять махнуть, а нельзя… Но и домой совсем не хочется. Все вокруг скучно, серо как-то: улицы, люди – все не такое. Даже в квартире неуютно стало. Увидела я другую жизнь, чужую и противоположную моей, и та жизнь мне понравилась, а теперь не хочется возвращаться в старую и унылую, но привычную.

У Романа было хорошо и с ним было хорошо…

Сколько раз мне нужно с этим согласиться, чтобы вернуть все, как было вчера днем?

Зря я уехала. Может, позвонить ему? Нет, пусть сам звонит. В конце концов, Роман должен хотя бы побеспокоиться, доехала ли я. А если он этого не сделает, тогда я буду знать наверняка, что так он поступил в отместку за мое молчание после воскресения. Я не позвонила ему, но зато взяла и приехала через три дня. Сегодня только четверг, знакомство отца и дочери должно состояться в воскресение. Как раз три дня. И что мне даст это наблюдение, если Роман поступит также эгоистично, как я? Ничего.

Черт, как же хочется к нему, аж сил нет брыкаться! Ну почему я сейчас сижу в своей гребаной машине, вместо того, чтобы лежать на его мягком облаке-диване? Почему я не нахожусь в его объятиях, а сижу за этим чертовым рулем?

Ну зачем я уехала? Идиотка…

Гляжу в окно, с тоской грызу ноготь, убеждая себя не делать новых глупостей и не решать все с бухты-барахты. Только бы сдержаться и не рвануть обратно в Краснодар… А если Роман возьмет и женится, пока я буду обиженную из себя строить и ждать, когда он сделает шаг навстречу? И снова я в тупике, и снова толком ни о чем не знаю. Ни в себе не могу разобраться, ни в других. Где правда, а где ложь, перестала различать. Знаю только то, что мне сможет помочь всего один человек.

«Приезжай хотя бы в воскресение, Роман. Очень тебя прошу. И не женись ни на ком другом. Я лучше нее, правда.» – мысленно послала ему такое вот незатейливое, но очень искреннее сообщение, идущее от сердца, и поехала в садик. Заберу Аришу пораньше. Она моя отдушина. И единственная, в которой я вижу Романа. Арина только и поможет мне преодолеть ту прихоть мчать к нему ежесекундно.

Я так хочу и не хочу, и ничего не могу с собой поделать, но понимаю, что должна решить, куда сворачивать на своем жизненном пути. Я ведь не одна иду по тому пути, со мной рядом и другие люди. Я обязана отпустить их, либо взять за руку и предложить идти вместе со мной. Я влюбилась, тут и сомнений нет. Не знала, что такое любить раньше, и подумать не могла, как это бывает и что это не проходит. Не настолько важен секс или подарки, или что-то другое, как само осознание того, что любимый человек тебя обнимает. Он тоже тебя любит, он близко, ты чувствуешь его запах, его руки, которые дарят тепло… Вот что самое главное. Остальное приложится: богатства наживаются, дети рождаются. Это не настолько важно. Любить важно, ценить важно и не терять по пустякам. Не за подарки или красивые слова любить, а просто человек есть, и за это его любить. За волшебные мгновения, когда он рядом.

Сама себя терзаю и не даю успокоиться вместо того, чтобы быть счастливой, любить и находиться с человеком, который мне дорог. С тем, который мне реально дорог. А мне предлагали это, и не раз.

Роман не как все. Роман другой. Он мой. Просто мой и просто нужен мне, потому что он такой, какой есть. Для меня он есть давно, восемь лет как думаю о нем. Неважно, что думала раньше. Куда важнее, кто он для меня сейчас. Смогу ли я жить без него, смогу ли проснуться и, направляясь из спальни в ванную, созерцать пустую стену вместо его портрета, к которому давно привыкла? Нет. И что я сделаю для того, чтобы его удержать? Ничего.

Мама права, я полная дура, для которой путь в никуда протоптан в противовес непролазным дебрям к компромиссу и счастливому будущему. Транспарант «старая дева» мне в руки, и вперед покорять низы одинокой старости. Либо унизиться сейчас и показать перед Романом свою слабость. А это придется сделать не один раз. Я всегда буду унижаться перед ним, мельтешить, не иметь своего мнения только потому, что он не признает кого-то, кто сильнее его и пытается подавить. Что мне стоит сейчас поехать к Роману, встать перед ним на колени и попросить прощения?

Пока что я вижу только два варианта, как поступить. Какой из них лучше?

Пойду-ка я куплю ватман и красный маркер. Напишу на нем, что я старая дева. Но извиняться и ползать у мужчины в ногах не стану.

Роман.

После неудачно состоявшегося свидания в воскресение я упорно ожидал хоть какой-то мизерный намек на то, что Дарья больше не держит на меня зла и обид, и теперь лед тронется. Ничего при этом не предпринимал, чтобы растопить лед, никаких путей наладить связи с Дарьей не искал, ни граммулечки не поспособствовал тому, чтобы судьба с ее чудесами нежданно-негаданно повернулась ко мне передом, а не тем выпуклым местом, что я регулярно наблюдаю в течение лет десяти, как минимум.

И что в итоге я получил этим, никому не нужным отсиживанием и отмалчиванием? Ни звонка от Дарьи, ни сообщения, даже знака вопроса не прислала или точку. Ни ответа, ни привета, как говорится, я не заслужил. Спросила она пару раз у моей матери, правда, где я и почему отсутствую на фирме, и на этом ее беспокойство методично закончилось. А про тот вечер, когда я кое-как, в полуобмороке и с одним открытым глазом преодолел четыреста километров в пургу, и подавно не спросила. Как я тут, выжил ли, а может копыта отбросил, Дарью, к сожалению, не интересовало, от слова, совсем. Потому я и запретил матери распространяться о том, где я и что со мной.