Кэрри Лонсдейл - Без лишних слов

– Отведи меня к нему.

Оливия ведет брата в кухню, где их встречают густые запахи расплавленного сыра и поджаренного хлеба. Склонившись над листом бумаги, Джош сидит за большим фермерским столом и с ожесточением рисует таунхаус, дополненный пальмами, кустиками и скейтом, забытым на чистенькой, словно списанной с открытки, передней лужайке. В какой-то момент он хватает синий графитовый карандаш и с воодушевлением покрывает бумагу длинными штрихами.

Рюкзак стоит на полу, рядом, все кармашки застегнуты, и Оливия впервые за то время, что Джош здесь, думает, что было бы не лишним узнать, что там у него, кроме рисовальных принадлежностей. Телефона, очевидно, нет. А бумажник? Удостоверение? И где находится этот самый таунхаус, который он рисует? Может быть, это его дом?

Оливия останавливается напротив Джоша и ждет, пока он обратит на нее внимание. Ей не хочется напугать его, как это случилось утром, когда, услышав звон посуды, она ворвалась в кухню, позабыв, что племянник еще не проснулся толком и пребывает в состоянии, близком к ступору. Он вскрикнул. Она взвизгнула. Потом ей пришлось еще несколько минут уверять его, что ничего страшного не случилось, что она не расстроилась из-за разбитой тарелки, и выслушивать его извинения. Потом Джош помог собрать крупные осколки и забрал у нее щетку, когда она попыталась подмести мелочь.

Лукас обходит стол и встает неподалеку от Джоша. Рассматривает набросок, детали которого – от точного выравнивания битумной черепицы до четкой передачи зернистой структуры деревянных перил крыльца – впечатляют, учитывая возраст художника. Потом указывает на линию крыши:

– Отличная работа, но наклон неверный. И окна не соответствуют масштабу.

Оливия бросает на брата сердитый взгляд. Не самое лучшее вступление.

Джош роняет карандаш и откидывается на спинку стула. Потом поворачивается и смотрит сначала на Лукаса, а затем на нее. В его глазах круговорот вопросов. Оливия видит это, видит, как шевелятся губы. Он не издает ни звука, только оттягивает нижнюю губу.

К горлу подступает комок. Как же он похож на свою мать. Лили тоже оттягивала губу, когда нервничала.

– Это твой дядя Лукас, – медленно, чтобы ему было легче понять, говорит Оливия.

Лукас протягивает руку.

– Приятно познакомиться.

Джош смотрит на повисшую над рисунком руку. Глаза его расширяются. Оливия замирает, готовясь, если понадобится, вмешаться и снять напряжение. Но Джош сует ладонь в руку Лукаса и, к удивлению брата и сестры, поднимает голову и улыбается. И улыбка у него такая же, как у Лили.

Дышать вдруг становится трудно, слезы щиплют глаза, и Оливия вдруг понимает, как сильно ей недоставало Лили. Неужели она так долго жила с этим чувством? Неужели погребла его так глубоко, чтобы не признавать, что исчезновение сестры оставило дыру в ее душе?

Лукас медленно и шумно выдыхает, смотрит на Оливию, и она понимает, что они оба заметили сходство.

– Да, парень и впрямь похож на нее. – Он вытаскивает кресло, садится и, вспомнив, что у племянника есть уши, поворачивается к нему. – Ты похож на свою маму.

Джош хмурится. Подталкивает пальцем карандаш.

– Я ее брат. Сейчас, покажу. – Лукас вытягивает ногу, достает из глубокого переднего кармана джинсов бумажник, разворачивает и перебирает содержимое – банкноты, пакетик с презервативом, квитанции. Наконец цепляет ногтем фотографию, вытаскивает и показывает Джошу.

Движимая любопытством, Оливия подходит ближе. На снимке они втроем – она, только еще юная, Лукас и Лили – стоят втроем на веранде, и ветер треплет их волосы, а на заднем фоне – серая вода залива. Это их последняя общая фотография. На один из дней рождения отца Шарлотта подарила ему «Никон», и Дуайт повсюду таскал его с собой.

Как раз в то время Оливия приехала домой на новогодние каникулы. Лукас уже перебрался в квартиру над гаражом и выглядел, как обычно, угрюмым и апатичным. Отношения с Дуайтом у него не ладились с тех пор, как отец не обеспечил сыну адекватной защиты, которую получили его друзья. Оливия об этом не знала, потому что Лукас ничего ей не сказал. Из них троих улыбалась одна только Лили. Улыбалась так, словно у нее был секрет. Только Оливия знала, что это за секрет. Лили спала с Итаном у нее за спиной и наверняка была беременна в то время, когда их снимал Дуайт. Спустя четыре месяца Лили убежала из дома. А через две недели после этого Оливия порвала свою фотографию.

– И ты все еще хранишь ее? – спрашивает она, удивленная тем, что брат носит снимок столько лет. Удивительная, несвойственная ему сентиментальность, особенно если учесть, что никаких теплых чувств в отношении семьи он никогда не выказывал. Какими же юными они были, когда все вдруг начало рваться. Лукас вернулся домой, отбыв срок за кражу в магазине. Отцу пришлось отменить свою третью кампанию по выборам в сенат из-за плохих отзывов в прессе. А Лили была близка к тому, чтобы пополнить список матерей-подростков.

– Да. Смотри. – Лукас протягивает фотографию Джошу, указывает на каждого, называет имена. – Вот тетя Оливия, вот я, а это твоя мама. Ты похож на нее – такой же подбородок, те же глаза.

Джош долго рассматривает снимок, потом возвращает его Лукасу.

– Где? – спрашивает он и выжидающе смотрит на Оливию.

– В доме твоих бабушки и дедушки, где росла твоя мама.

– Нет, где?

– Сисайд-Коув, примерно в десяти милях отсюда. – Оливия указывает на запад.

– Где? – нетерпеливо, с нажимом повторяет Джош.

– Хочешь знать, где твоя мать? – Она бросает вопросительный взгляд на брата. – Вообще-то мы надеемся, что ты нам скажешь.

Лукас засовывает фотографию в бумажник, а бумажник убирает в карман.

– Она приедет за тобой?

Никакой реакции.

– Это она отправила тебя сюда?

Он качает головой. Оливия и Лукас переглядываются.

– То есть она не знает, что ты здесь?

Джош пожимает плечами.

– Куда она ушла? – спрашивает Лукас.

– Ушла.

Лукас вскидывает брови.

– Ушла куда? – повторяет Лукас.

Джош тянет себя за губу.

– Ушла… ушла… – Он вытирает руки перед собой.

Оливия хватается за спинку стула и шепчет:

– Он думает, что она умерла. – В его глазах страх, а у нее иголки по всему телу. Почему он накануне пытался дать ей номер телефона Лили, если знает, что ее нет в живых и ответить на звонок она не может?

– Этого мы не знаем, – говорит Лукас и поворачивается к племяннику. – Она тебя бросила?

– Ушла! – кричит Джош и, оттолкнув стол, неожиданно поднимается. Оставшиеся после ланча пустые тарелки и карандаши скатываются на пол. Он хватает рюкзак, вешает на плечо и выходит из кухни. Хлопает передняя дверь.

– Куда он? – Оливия бросается вон из кухни. Лукас не отстает. В гостиной они подбегают к окну. – Слава богу. – Он здесь. Сидит на нижней ступеньке, закрыв лицо руками. Плечи дрожат.