Николай Шахмагонов - «И я ищу, ищу, ищу». Судьба советского офицера

Глава вторая

Теремрин наблюдал за событиями минувшей зимы с удивлявшим его самого равнодушием. Он любил, и любовь ограждала его от будничной, как ему казалось, суеты. Его любовь к Татьяне разгорелась с такой неистовой силой, что уже всерьёз угрожала делам семейным.

Всю зиму они с Татьяной не сидели на месте. Несколько раз ездили в дом отдыха «Подмосковье», выбирались даже в Ленинград, в другие города, отчасти, по делам, поскольку Теремрин брал командировки от редакции пятитомника, но в большей степени потому, что хотелось побыть вместе и посмотреть что-то новое, оторваться от беспокойной Москвы.

В Дивеево они так и не съездили, решив, что туда лучше ехать в тёплое время года. Но в начале лета Татьяна была очень загружена работой – курсовые экзамены в академии! Решили, что отправятся в гости к Афанасию Петровичу во время отпуска, в августе. Даже примерно время наметили.

Но неожиданно позвонила Елизавета. Она сумела поймать Теремрина на службе, хотя сделать это было не совсем просто. Его позвали к телефону сразу после совещания, и он услышал взволнованный голос:

– Дмитрий Николаевич! Дедушка решился съездить в гости к Афанасию Петровичу Ивлеву в Дивеево! Очень ему хочется повидать однокашника…

Она замолчала, ожидая реакции. Конечно, без помощи Теремрина такая поездка была просто невозможна. Не тот уже возраст у старого кадета Порошина. Ещё до Москвы добраться, куда ни шло, а вот до Дивеева?!

Но какой же могла быть реакция у выпускника суворовского военного училища, у суворовца! Ведь суворовцы – наследники Российских кадет!

– Замечательно! – воскликнул Теремрин, даже не подумав в первую минуту о проблемах с Татьяной, которые непременно возникнут. – Просто замечательно. Я немедленно сообщу Афанасию Петровичу. Когда вы приедете?

– Вот думаем, – сказала Елизавета. – Когда, на ваш взгляд, удобнее?

– Чем быстрее, тем лучше, – решительно заявил Теремрин. – Нужно ехать в тёплое время, пока осенние дожди не зарядили. Там кое-где есть участки без асфальта.

Решили, что Елизавета с дедушкой выедут, как только билеты возьмут.

Эта новость обрадовала Теремрина. И вдруг как гром среди ясного неба: «Что скажу Татьяне? Как объясню свою поездку в Дивеево с Елизаветой? Конечно, можно рассказать обо всём откровенно, в том числе и о знакомстве с Елизаветой в Пятигорске, и об осенней поездке с ней к Афанасию Петровичу… Но такой рассказ может огорчить Татьяну. Вдруг да не поверит, что и само знакомство, да и поездка были совершенно безгрешны. Конечно, можно взять Татьяну с собой, во всяком случае, предложить поехать. А если откажется и обидится, подозревая, что отношения с Елизаветой не столь уж и безгрешны? Реакция совершенно непредсказуема».

Но размышлял так Теремрин недолго, потому что сработала давняя привычка скрывать от жены все свои знакомства, в том числе и самые безобидные. Он решил, что лучший выход – вообще ничего не говорить Татьяне. В конце концов, он действительно не имел в отношении Елизаветы никаких мятежных планов, а уж тем более в сложившихся обстоятельствах. В данный момент он считал главной задачей организовать встречу двух старых, заслуженных, замечательных людей, к тому же однокашников его деда. Теремрин представлял, сколько радости принесёт им такая встреча. Правда, мелькнула мысль о том, что и Татьяне поездка была бы очень интересна, но тут пришлось подумать об Елизавете, которой присутствие Татьяны могло создать некоторый дискомфорт.

У женщин своё отношение к этаким вопросам. Даже если мужчина совсем не интересует, им не хочется видеть его с другой женщиной, особенно, если отношения с той женщиной выходят за рамки обычных.

Теремрин помнил, что сказала ему Елизавета перед тем, как сесть в поезд, когда провожал её на Курском вокзале минувшей осенью: «Спасибо, что вы такой!»

Как он мог оценить эти слова? Не признание ли это в её особом к нему расположении, не признание ли в том, что, если бы он проявил настойчивость, она не стала противиться, хотя и не сочла бы себя безгрешной и внутренне осудила себя.

Как же он мог теперь взять в Дивеево Татьяну!? Нет, это в любом случае могло ранить Елизавету. И он решил просто-напросто не заводить с Татьяной разговоров о Дивеево. Ведь точной даты своей поездки они не наметили. Татьяна была в отпуске, а у Теремрина отпуск планировался на осень.

Он позвонил Афанасию Петровичу Ивлеву, обрадовал сообщением о том, что Порошин собирается к нему в гости. Ивлев подтвердил, что ждёт в любое время, но что, действительно, лучше приехать в августе. И жары уже нет сильной, а дороги ещё сухие. Ведь до его дома примерно с километр нужно ехать по разбитому просёлку. Случись сильный дождь, и придётся оставлять машину далеко от дома. А это небезопасно – «демократические ценности» уже обретали свою преступную силу.

И вот в середине августа Теремрин, в полной готовности к поездке, встретил Порошина и Елизавету на Курском вокзале. Они специально приехали утренним поездом, чтобы сразу отправиться в Дивеево.

Елизавета ступила на перрон, и у Теремрина на миг перехватило дыхание. Он подал ей руку, затем помог выйти из вагона Порошину. Остановились для приветствия, обнялись… Когда Теремрин прикоснулся к Елизавете, его пробила дрожь. Боже! Как она прекрасна!.. Это первая женщина, которая заставила в волнении забиться его с сердце с тех самых пор, как он отдался во власть искромётных отношений с Татьяной.

– Вы так похорошели! – не скрывая восторга, сказал он.

– Это она с поезда, – поспешил пояснить Порошин, хитровато щурясь. – А так и вообще глаз не оторвать! Эх, был бы моложе, да не был бы дедушкой! – прибавил он и тепло рассмеялся. – Конечно, в вагоне уж как прихорашивалась, как прихорашивалась! Есть для кого!

– Ну, дедушка! Ну, что ты! – смущённо заговорила Елизавета. – Ничего я не прихорашивалась…

В этот момент Теремрин порадовался, что не взял с собой Татьяну, хотя никаких мятежных планов у него не появилось. Порадовался, поскольку увидел, что Елизавета, конечно же, расположена общению с ним, пусть безгрешному, но такому всё же, при котором любая женщина была бы лишней.

Они прошли на привокзальную площадь. По дороге, в непрерывном потоке пассажиров, разговаривать трудно. Но вот, наконец, сели в машину, и отправились в путь. Порошин с любопытством смотрел по сторонам.

– Давненько я не был в Москве, – пояснил он своё любопытство.

– Знаете, сейчас уж не будем время терять – всё же путь дальний. А когда назад поедем, время, которое останется до отправления поезда, проведём с пользой. Повожу по Москве! – пообещал Теремрин.

Молодому читателю сейчас трудно представить себе Москву рубежа восьмидесятых и девяностых. Москва всё ещё оставалась светлым, добрым, радостным городом, несмотря на то, что уже коснулось её тлетворное и злобное дыхание Запада. Отчего же всё казалось светлее? Больше было отечественных автомобилей. Чёрные иномарки со зловещими «мордами лица», тяжёлые, угловатые, предназначенные не для городских улиц, а для бездорожья, встречались редко. Люди выглядели добрее, а одежды их проще и веселее, улицы, свободные от омерзительной грязи реклам, приветливее и краше. И хотя на лицах многих прохожих уже отражалась тревога, всё же надежда на что-то светлое впереди теплилась. Даже под давлением фактов никто не хотел верить в надвигавшуюся смуту, ещё никто не мог представить себе и в кошмарном сне то бандитское ожесточение, которое уже готовилось захлестнуть город через несколько лет, даже месяцев.