Николай Шахмагонов - Постижение любви. Судьба советского офицера

– Какой разговор? – переспросил Стрихнин, который словно и не слышал просьбы.

Начальник политотдела пояснил подробнее.

– Вот сами и попросите, я разрешаю. Мне не до этого. Приказ подписан.

– Поздравляю. Нового комдива уже назначили?

– Не знаю. Мне пока негласно сообщили только о приказе. Жду теперь нарочного с выпиской.

– Вы всё же поинтересуйтесь, пожалуйста, – попросил начальник политотдела, которому особенно важно было знать, кто возглавит дивизию.

Всё повернулось столь неожиданно. Куда теперь подует ветер. Ведь состряпанное обвинение против Световитова могло рассыпаться в один момент. Какая уж тогда партийная комиссия с персональным делом?!

– Сейчас позвоню, – сказал Стрихнин. – Поинтересуюсь. Да ведь и мне нужно узнать, кому дела сдавать. – Начальника штаба вчера в госпиталь положили, а заместитель мой, как вы знаете, увольняться собирается.

– Ну что из того? Пусть порулит пока.

– Жаль политработников не принято на строевые должности назначать, а то бы я вас оставил, – сказал Стрихнин, но в этот момент на другом конце провода отозвались, и он задал вопрос высокому начальству:

– Я могу сдавать дела? Хорошо… Есть… Ещё раз спасибо за поздравление. Слушаю, слушаю вас, – повторял Стрихнин, и начальник политотдела видел, как он меняется в лице. – Кому вы сказали? Да ведь у него же в полку…, – видимо, там перебили, потому что Стрихнин замолчал, выслушивая какие-то указания. – Но я против… Есть, есть не пререкаться, есть принять к сведению. Есть, сдать дивизию Световитову.

Разговор закончился, а Стрихнин всё сидел, оторопело глядя перед собой. Начальник политотдела предпочитал молчать, ожидая, что будет дальше. Наконец, он проговорил:

– Это чёрт знает что такое. Сдать дивизию Световитову! Вы представляете? Они там все с ума сошли.

Остальные, присутствовавшие в кабинете офицеры, молчали, не решаясь поддерживать ту или иную точку зрения. Тем более, как окончательно стало ясно, Стрихнину оставалось командовать дивизией считанные дни. Что же касается Световитова, то, по всей вероятности, Стрихнин явно недооценил его связи.

– Так что вы там говорили о партийной комиссии? – со скрытой издёвкой спросил Стрихнин у начальника политотдела.

– Полковник Посохов, говорю, что-то там раскапывает. Защищает он Световитова.

– И что вы предлагаете?

Этот вопрос окончательно поставил начальника политотдела в тупик.

Обстановку разрядили вошедшие в кабинет генерал-лейтенант, возглавлявший комиссию и полковник Посохов.

Стрихнин встал и доложил о том, что приказ о его назначении подписан.

– Знаю, – отрезал генерал-лейтенант и прибавил: – Но одно дело нужно всё-таки довести до конца.

– Какое дело? – поинтересовался Стрихнин.

– Дело о клевете на подполковника Световитова.

В кабинете наступила тишина. Начальник политотдела нервно теребил в руках листок бумаги.

– Полковник Посохов, покажите копию документа. Сам документ подшит в дело, – сообщил генерал-лейтенант.

Посохов положил лист бумаги на стол командира дивизии. Тот стал читать и, дойдя до того места, где Амбалкина указывала, что оговорить Световитова ей велела Валентина Гусарова по просьбе командования, прочитал написанное вслух и произнёс с укоризной, обращаясь к начальнику политотдела:

– Что же это вы, товарищ полковник, выдумали? Не ожидал, не ожидал. Партийную комиссию собирались ввести в заблуждение? Персональное дело сфабриковали?!

Начальник политотдела понял, что оправдываться бесполезно. Стрихнин уже мысленно покинул дивизию, а потому хотел остаться чистеньким.

– Виноват, – промямлил начальник политотдела.

– Вот кого надо разбирать на партийной комиссии, – сурово сказал генерал-лейтенант, указывая на политработника. – Подполковник Световитов – лучший командир полка в дивизии. И не его вина, что разгильдяи, по существу, даже преступники, всего три недели назад переведённые в его полк, совершили такое. Их надо было судить ещё после первого, хорошо известного вам случая издевательства над молодыми солдатами. Таков вывод комиссии. Пригласите в кабинет Световитова. Он ждёт в приёмной.

Стрихнин передал распоряжение по телефону и, прежде чем Световитов вошёл в кабинет, успел сказать с нарочитой убеждённостью:

– Совершенно с вами согласен. Я это определил сразу, а потому был иногда особенно строг к нему, чтоб не расхолаживался в наших пенатах. У него в развёрнутом полку в Германии, небось, личного состава побольше, чем во всей дивизии.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к командиру дивизии? – чётко проговорил подполковник Световитов и, получив разрешение, доложил: – По вашему приказанию прибыл!

– Ну что ж, Андрей Фёдорович, – сказал Стрихнин. – Комиссия высоко оценила ваши способности и потенциальные возможности. Вам действительно тесны рамки полка сокращённого состава, а потому, покидая дивизию, я сдаю командование вам.

Стрихнину теперь очень хотелось выдать это решение за своё, но он не мог исключить того, что там, наверху, возложить командование дивизией на Световитова решили не без консультаций с генерал-лейтенантом, возглавлявшим комиссию. Он не ведал только одного – решение принято назначить Световитова комдивом или поручить лишь временное исполнение должности до назначения нового командира.

Световитов не сразу поверил в то, что сказал Стрихнин. Он несколько оторопело огляделся. Генерал-лейтенант тепло улыбнулся ему, улыбался и Посохов. А вот начальник политотдела, продолжая теребить какой-то листок бумаги, смотрел в одну точку перед собой, не решаясь поднять глаз на нового, пусть даже временного комдива. Впрочем, планов высокого начальства в кабинете никто не знал, кроме генерал-лейтенанта, который первым подошёл к подполковнику и поздравил его так, как поздравляют с новым назначением…

– Теперь собирайтесь в Москву… Необходимо пройти ряд собеседований, в том числе и в Центральном комитете партии – сказал он.

– Есть собираться в Москву!

Генерал-полковник Григорий Александрович Рославлев с интересом просматривал личное дело офицера, который должен был с минуты на минуту прибыть к нему на беседу.

«Неужели тот самый Андрей Световитов? – гадал он, пытаясь вспомнить что-то далёкое, почти позабытое. – Окончил Калининское суворовское военное и Московское высшее общевойсковое училища, отец – писатель, – отмечал он. – Да, всё как будто бы сходится».

В личном деле была подробно расписана служба офицера, но всё это не имело отношения к той внезапной догадке, которая взволновала генерала и взволновала совершенно не случайно. Его внимание было приковано совсем не к тем данным, которые необходимы для беседы по поводу нового назначения офицера на высокую должность, а именно к тому, что вызвало воспоминания.