Елена Шумара - Если я буду нужен

Получалось скверно. Девчонка заработать хотела, а я ей клиента спугнул. Вот только не похожа она была на работящую . Обычная девчонка, хоть и красивая. Губы полные – такие, что в животе тянет, и кожа с бронзой, и глаза… емкие, цвета июльского щавеля.

– Чего уставился? – огрызнулась девчонка. – Сам что ли хочешь?

– Хочу, – честно ответил я.

– А деньги у тебя есть, братишка? – Она всхлипнула и пошла от меня, черпая грязь легкими летними туфлями.

Денег я ей все-таки дал. Во-первых, она мне нравилась – живая, с быстрой кровью, гордая по-своему. Ну и бесстыжая, конечно. Это я особенно ценил, хотя и привык не сразу. А во-вторых, семья у нее оказалась полезная. Родители умерли, но остался дядя Бичо, мрачный бугай с чернющими глазами. Серьезный человек, только неграмотный. Писать-читать он слегка умел, но в остальном… Впрочем, в квартале его уважали. Слово дядино было железное, кулаки – и того крепче. А уж про ребят, что к нему ходили, даже шептаться боялись. Трое его сыновей, такие же смуглые и крепкие, как сам дядя, работали в приличных местах – младший, Милош, вставлял стекла, а старшие гоняли фуры и редко бывали дома.

Кроме Марии, так звали мою сестричку , женщин в семье не было. И все тряслись над ней крупной дрожью. Я долго не мог понять, почему меня терпят, понимали же, что не в города играем в дальней комнате. А потом ясно стало – Мария им про деньги рассказала. Она ничего не умела скрывать долго. Задолжала по глупости одному упырю, а дяде признаться боялась. Думала, ляжет под кого, подумаешь – один раз, первый и последний. Руки мне потом целовала, что стручка того отогнал.

Дядя Бичо денег обратно не совал. Понимал – раз дал, значит, мог, тут и говорить не о чем. Получалось, я хорошо вложился, такое всегда окупается, причем с лихвой. И сейчас, целуя Марию в теплый висок, я знал – дядя в просьбе, скорее всего, не откажет. Надо только правильно попросить.

Хасса я искал примерно неделю и никаких результатов не получил. То есть совсем никаких. Мои приятели разных мастей клялись, что этот психопат им не встречался. Известные мне нычки пустовали, там, очевидно, давно никто не жил. Простые пути обрывались один за другим, и первые ноты отчаяния уже прозвучали гаденьким аккордом.

Боялся ли я, что менты найдут его раньше меня? Да, боялся. Еще больше боялся, что он снова усядется в поезд и покатит к чертовой матери. И потому я торопился и думал, все время думал, как же быть дальше.

Логика получалась такая. Если мы с ментами не можем отыскать Хасса в городе, значит, его кто-то прячет, и прячет хорошо. Он не ходит в магазин за продуктами, иначе его давно бы сдали, а жрать, ясное дело, нужно. Видимо, кто-то носит ему еду. Но куда? И кто этот человек? Первым делом я подумал о прежних знакомых Хасса. Почему бы кому-то из них не приютить старого товарища или, что еще вероятнее, любовника? Своих воспоминаний у меня не оказалось, и я пошел к матери.

Разговор получился коротким.

– Столько лет прошло, мальчик, разве я вспомню?

– А ты постарайся.

Я сидел на полу, положив подбородок ей на колени. Шел дождь, и его шепот был громче моего.

– Зачем тебе? – Мать погладила меня по носу.

– Надо, – ответил я, и она не стала возражать.

Свет торшера вычерчивал на ее лице желтый треугольник. Остальное тонуло в ночной тени, вязкой, как старое варенье. Я поцеловал теплую ладонь, спрятался в ней норным зверьком.

– Пожалуйста.

– Хорошо, мальчик, я подумаю.

– И еще. Этот ублюдок… он где-то здесь. Будь осторожна.

– Буду, мальчик, – улыбнулась она и столкнула меня с колен.

На заводе, где когда-то работал Хасс, я ничего не узнал. Сокращенные в годы упадка люди давно осели в других местах. Новый же отдел кадров знать не знал про Хасса Павла Петровича, документы которого затерялись много лет назад. Конечно, я надеялся на мать, но ждать, ничего не делая, не мог. И тогда появилась новая нить, тонкая, путаная, в чем-то даже опасная. Нащупать ее конец было непросто, и я долго прикидывал, как мне поступить.

Говорили, в городе или рядом с ним есть место – вроде район и район, но живут там только свои . Забрести случайно невозможно, прийти без провожатого – тоже. И главное, ментам туда хода нет. Так вот, если свои кого спрячут, привет, пропал человек, нипочем его не найти. Получалось, теоретически Хасс у них затаиться мог. За какие заслуги – неясно, но заслуги меня не касались. Время поджимало, и я торопился размотать все возможные клубки.

Вот за таким клубком я и пришел к дяде Бичо. Если он и не был своим , то знал наверняка, как до них добраться. И мне очень хотелось верить, что Мария, спасенная от долгов и стручка, стоит этой информации.

Дядя Бичо сидел за столом – большой, чуть оплывший, в войлочных ботах. Из-под маечного ворота торчали жесткие волосы.

– Подойди, – сказал он Марии.

Та порхнула птичкой, и дядя поцеловал ее в лоб.

– Чего довольная такая?

Мария прыснула и покосилась на меня.

– Здравствуй, Зяблик, – улыбнулся Милош, младший из братьев.

Старшие кивнули и взяли по куску хлеба из плетеной корзинки. Они были почти одинаковые – густобровые, темноглазые, с толстыми губами и руками. Только Петер говорил хрипло, почти рычал, а Петша бархатно выпевал гласные и слегка картавил.

– Поешь с нами? – Дядя Бичо смотрел ласково, и я подумал, что шанс наверняка есть.

Мария разлила по тарелкам суп – хороший суп, мясной. Я ел и слушал, как кричат во дворе пацаны, пиная мяч. Тяжелый, он бился в стенку с глухим бум-м-м , но Бичо и сыновья стенки не жалели. Здесь жили одной семьей и соседских детей не гоняли, ну разве что совсем обнаглеют. Дом Бичо держал свой, в один этаж, с сенями, кухней и теплыми комнатами. Мария спала в дальней, с окном, выходящим на заросли акации и дровяной сарай. Иногда и я там спал – без сил, без снов, с пустой и глупой головой.

Пацаны спорили, грозили друг другу братьями. Супница пустела, на смуглых лбах выступали капельки пота. А нога Марии в белом носочке гладила мою ногу – от пятки до самого паха.

– Хотел чего? – Дядя Бичо отложил ложку и прищурился.

Он всегда знал, по делу к нему пришли или нет.

– Человека ищу, – я решил не темнить, – спрятанного человека.

Бичо дернул подбородком, и все, даже Петша с Петером, поднялись из-за стола. Мария не спеша подвязала волосы, собрала посуду, хмыкнула куда-то в потолок – обиделась. Но эти дела ее не касались, и обижаться она не имела права.

Когда мы остались одни, Бичо поманил меня пальцем, потом тем же пальцем показал на табурет. Я подошел, скрипя половицами, и сел, куда велели.

– Кто? – Дядя дыхнул мне в лицо вчерашним луком.

– Хасс Павел Петрович.

– Это который? Псих?

– Да.

– Не видал. – Бичо откинулся на спинку стула, мол, не о чем больше говорить.