Дмитрий Вересов - Унесенная ветром

— А вот и мам! Не невеста она тебе. Тебе бы вот на такой жениться, как сестричка эта, что в эту смену работает..

— Юля Шилова.

— Вот-вот, Юля Шилова.

— Ладно, мам, ты чего, в самом-то деле?

— А вот и то, что умру я, а кому ты будешь нужен? Олька твоя всегда хвостом вертела. Тебе после такого ранения, доктор-то говорит, особый уход нужен будет. А у тебя ни образования, ни профессии. Олька тебе не жена — попомни мои слова. Я о твоем будущем думаю.

— Мам, все будет нормально, меня теперь, как героя, в любой институт без экзаменов примут.

— А жить на что будешь? На пенсию? Это ж по нашим московским меркам — крохи! На такие деньги Ольку свою не прокормишь.

— Да что ты все Олькой меня попрекаешь?

— А потому что болит сердце у меня, как ты жить будешь? Ты же сын мой единственный. А я не вечно с тобой рядом буду, да и потом — что я тебе могу дать, кроме ухода? Тебе надо крепким тылом обзаводиться, сынок. Такой женой, чтобы и работа у нее была, а главное, чтобы любила тебя и не бросила бы ни в болезни, ни в какой другой передряге.

— Ну…

— А вот женись на этой сестричке, она вон какая заботливая. Я ею давно любуюсь. Мне б такую невестку.

— А Олька?

— Вот попомни мои слова, не приедет она сюда…

— Ну-ну.

— А вот и ну-ну. А Юленька наверняка бы за тобой в Москву-то поехала бы — только позови!

— Ладно, мама, нормально все будет…

И мать с сыном надолго замолчали. Митроха задремал, а Вера Вадимовна сидела подле госпитальной койки и глядела в окно.

А Митрохе приснился сон.

Приснилось ему, будто он дома — в Москве, в своей комнате, в коммуналке на Аэропорту. И что сидит он на диване и слушает музыку. А поют… Иконы… Старинные, в серебряных ризах, как те, что когда-то у бабушки Клавы висели в углу. Спаситель, Матерь Божия, Никола Угодник. И вот кажется ему, будто лики на иконах — живые и что они не то чтобы сами поют песню про то, как хочется спать, но подпевают… И верно подпевают:

И Митроха ничуть не удивился такому обстоятельству, но совсем наоборот, даже обрадовался, и смотрел на иконы с не меньшим обожанием, как если бы это были артисты с Эм-Ти-Ви… И в том, что они пели любимую песню, ему показался добрый знак. Знак чего — он еще не знал. Но когда проснулся и увидел подле себя мать и Юлю Шилову, пристраивающуюся с капельницей к его и так уже колотой-переколотой руке, улыбнулся им обеим и сказал нараспев:

— Please don’t wake me, please don’t shake me, leave me where I am, I’m only sleeping…

— Другие ребята кричат во сне, а ты поешь… Да еще и по-английски, — с самой милой детской улыбкой своей сказала Юленька, ловко протирая сгиб его руки ваткой со спиртом.

— В другое бы время меня как шпиона за это арестовали, — пошутил Митроха.

— Видно, на поправку идешь, скоро к себе в Москву поедешь, — сказала Юля и снова улыбнулась ласково и по детски, как наверное, улыбалась бы ему младшая сестра, кабы ее Бог дал.

Но не было у Митрохи младшей сестры.

Один раз Митроха спал… Юлька поставила ему капельницу, потом сделала укол, и он спал… И Юлька, уже сменившись с суточного дежурства, не ушла домой, а сидела подле него, и пока он спал, она читала ему сказку.

— Маленького дельфиненка звали Фи. Он был совсем маленьким, но при этом очень веселым и резвым. Ни одной секунды Фи не находился в покое — он все время то обгонял маму справа или слева, то заныривал в глубину, го выскакивал из воды в воздух и, пролетев несколько метров над волнами, снова падал в родную стихию. «Такой непоседа!» — жаловалась на него мама своим подружкам — дельфинихам. «Только никогда не уплывай от меня далеко! — говорила она дельфиненку. — В море так много опасностей, а ты еще совсем маленький».

«Нет, я большой!» — обижался Фи и, выскочив из воды, пулей летел в небо, мгновение висел в воздухе и снова плюхался в морскую пену.

Но однажды на море был легкий шторм, и дельфины, сбившись в стаю, отплыли подальше от берега, потому что в шторм они боятся быть выброшенными волной на камни и разбиться. Все дельфины — большие и маленькие, и даже крохотуля Ди-Ди, которой только исполнилось два месяца, отплыли на глубину и там пережидали плохую погоду. Только Фи, когда старый и мудрый дельфин Бу-Бу велел всем отплывать от берега, не послушался и, отстав от мамы, нырнул в сторону и затерялся в зарослях морских водорослей. Фи хотелось показать маме, что он вполне самостоятельный и что он, если ему захочется, может и сам решить — что надо делать, а что нет. Он нырнул к самому дну и принялся там гоняться за маленькими золотыми рыбками. А дельфины тем временем отплыли далеко в море. Мама плыла вместе со всеми, уверенная, что ее маленький Фи держится следом, но, обернувшись вдруг, никого позади себя не увидела.

«Фи! Фи! Где ты?» — стала в ужасе кричать мама. Другие дельфины тоже стали звать малыша, но старый Бу-Бу велел всем плыть дальше, потому что во время шторма дельфинам находиться возле берега — опасно.

Но мама бросилась назад — искать своего непослушного Фи. Она снова доплыла до зарослей водорослей, где последний раз видела своего сыночка, но волны уже стали такими сильными, что подняли со дна ил и в мутной воде стало плохо видать.

«Фи! Фи! Отзовись!» — кричала мама и в панике металась от берега к зарослям водорослей и обратно.

А плавать у берега уже стало опасно даже для взрослого дельфина, не то что для маленького. Волны стали очень высокими, доставая почти до самого дна, и они со страшной силой старались выкинуть все, что плавает в воде, на берег, при этом они так бились о прибрежные камни, что грозили разбить о них все, что по неосторожности им попадется, даже стальной корабль, не то что нежное дельфинье тельце.

Мама совсем перестала что-либо видеть от поднявшейся со дна мути, и волны уже два раза чуть не ударили ее о камни, но она не уплывала, а продолжала звать своего Фи.

А Фи тем временем плыл на встречу со стаей. Он еще полчаса назад, поиграв с рыбками, отправился на глубину и разминулся с мамой буквально в десяти шагах. Не заметив друг друга, они проплыли в противоположных направлениях. Вскоре Фи нашел дельфинью стаю, и старый Бу-Бу принялся его ругать:

«Где ты пропадал? Ты знаешь, что твоя мама тебя поплыла искать? А там уже такие страшные волны, что дельфин, даже очень сильный, — может и не выплыть!»

Фи заплакал. Он испугался за маму. И ему стало стыдно за свое непослушание.