Рина Оре - Три цветка и две ели. Первый том

Возразить Рагнер Маргарите не дал – жадно поцеловал ее губы и продолжил освобождать ее от белья. Вскоре она ответила ему столь же горячей страстью. Предаваясь любви на жестких ступенях подиума, а не пуховой перине, Маргарита крепко обнимала Рагнера руками и обвивала его ногами, будто хотела глубже в нем пропасть, будто хотела утопить в чувственной близости все размолвки – и нынешние, и будущие. После того как жар схлынул, она, лежа на полу, придавленная весом своего мужчины, в измятом платье и с взлохмаченными волосами, ощущала себя выдранной кошкой – и, одновременно, так ей было хорошо!

– Любииимая, – нежнейшим голосом прошептал Рагнер, целуя ее за ухом.

– Ммм? – улыбаясь и прикрывая веки, промычала Маргарита.

– Мне к Хильде надо.

Маргарита закатила глаза и цокнула – она никак не могла привыкнуть к тому, что сразу после соития, еще не покинув ее тела, Рагнер начинал думать о других своих делах.

– Ну иди, раз надо…

Когда он ушел, девушка осмотрела спальню. В круглом шатре пряталась купель для двоих, за занавесом находилась дверь в уборную. Вскоре из кабинета постучали – и прислужники занесли ее дорожный ларь.

Вновь оставшись одна, Маргарита посмотрела на кровать – вот они, ее подмостки и декорации, где она уже, сама того не желая, достойно сыграла свою срамную роль перед королевой Орзении. Баронесса Нолаонт, вдова, получила маску блудницы и разлучницы, но ведь эту маску она взяла из рук возлюбленного сама.

Она достала из ларя броское фиалково-синее платье, какое недавно носила в Бренноданне. Тонкий бархат этого наряда обтягивал стан, волнующе подчеркивая грудь и обостряя хрупкость девичьей фигуры. «То, что надо, – подумала Маргарита. – Раз понравиться не вышло, буду вас злить, как Рагнер и сказал».

Надев платье, она с удивлением поняла, что оно ей тесновато – что у нее едва заметно округлился животик. Мало-помалу ее чрево росло…

________________

Если жениться можно было тайно, то развод всегда происходил открыто, – родня и друзья приглашались в храм, как на свадьбу, там же любопытствовали зеваки. Муж и жена стояли у алтаря, сцепив руки, а священник читал молебен. В конце супруги размыкали руки. После этого они считались свободными и с алтарного взлета сходили раздельно.

Что и говорить, для женщины церемония развода являлась унизительным действом – перед сотнями или даже тысячами глаз ее бросали – вернее, выбрасывали, как истрепанную вещь. Освобожденного от супружеских уз мужчину, как правило, встречала дома возлюбленная, а ее – одиночество, пересуды, куда бы она ни пошла, жестокая и лживая жалость.

Миновав женскую Алую гостиную, что выгодно отличалась от мужской Синей гостиной коврами и изящными безделицами, Рагнер прошел в покой, служивший хозяйке дома светлицей – комнатой для полезного труда. Хильде Хамтвир любила ткать. Стены здесь были завешены полотнами в извитом травяном узоре и с лебедиными парами, склонявшими лбы друг к другу, а под пестрыми покрывалами грелись две широкие скамьи. У их спинок геометрически аккуратно стояли подушечки, расшитые шелковой нитью, бисером и самоцветами. Треть комнаты занимал напольный ткацкий станок. Еще два маленьких станка, для шарфов и лент, устроились на столах.

Воспитательницей Хильде Хамтвир была бронтаянка, мона Фрабвик, – светловолосая, голубоглазая, полноватая и моложавая. Рагнера она боялась. Стоило Лодэтскому Дьяволу, проходя мимо, бросить на Пенеру Фрабвик исподлобья хмурый взгляд, как та впадала в убеждение, что ночью ее изнасилуют и убьют, если не убьют и изнасилуют. Свои внешние данные Пенера оценивала трезво: приятная, не увядшая, не красотка. Зато у нее имелось подлинное сокровище – чистота, какую она хранила без малого пятьдесят лет.

И сейчас, сообщая Рагнеру, что его супруга вскоре появится, да спрашивая его, чем скрасить время его ожидания, эта старая дева цепенела, бледнела, путала слова. Перед тем как удалиться, вместо «не желаете ли испить вина», она спросила: «Не желаете ли испить меня?». Лодэтский Дьявол вежливо отказался, что несильно успокоило Пенеру Фрабвик.

Оставшись один, Рагнер сел на скамью, взял в руки подушку и впечатлено поджал подбородок, оценив мастерство вышивальщицы: тончайшая вязь испещряла бархат, от цветов фиалки будто веяло сладостью, земляничные ягоды хотелось скушать. Фиалка, девичий цветок, олицетворяла очаровательную, даже обольстительную, кротость, земляника символизировала смирение – вкуснейшая ягодка, растущая у самой земли. Глядя на подушку, Рагнер вспоминал свою супружескую ночь.

В храме и за свадебным столом двенадцатилетняя Хильде Хамтвир из-за богатого платья, обуви на высокой платформе и помпезного головного убора казалась вполне взрослой. Но стоило Рагнеру ее увидеть в сорочке, как ему захотелось подарить ей куклу. И еще она плакала, ведь тоже до ужаса боялась мужа, Лодэтского Дьявола. Рагнер пожалел ее, поцеловал в лоб и больше не переступал порога ее опочивальни. На третий день грандиозного свадебного пиршества, он объявил гостям, что они могут продолжать веселиться сколько влезет, а он уходит на войну и уходит прямо сейчас. Старик Хильдебрант Хамтвир так тогда разъярился на нового внука, что едва не напал на него с тростью.

Прошла триада часа, прежде чем Хильде появилась, – появилась в высоком колпаке, многослойной вуали, тяжелом от жемчугов и каменьев платье. Роста она была крайне невысокого, около внушительного ткацкого станка казалась еще хрупче и меньше; лицом осталась кротка и невзрачна. По бронтаянской моде ей полностью выщипали брови, выбрили затылок, виски и волосы почти что до макушки, отчего лоб выглядел непомерно высоким. Темно-карие, с округлыми веками без ресниц, глаза-угольки достались ей от деда, надменная верхняя губа – от бабки, Валоры Хамтвир, бронтаянской герцогини.

– Приветствую, Хильде, – поднялся Рагнер и поцеловал ее руку. – Я пришел поговорить.

Когда они сели на скамью, он продолжил:

– Скажу прямо. Напиши деду, чтобы он сюда явился. Принц Баро обещал привезти к Сатурналию наш развод – мне надо…

Хильде резко встала и в волнении прошла к окну.

– …обсудить с ним это. Хильде, я тебя не обижу: получишь графство Хаэрдмах в приданое и золото. Такая невеста, как ты, долго в девицах не засидится. Хииильде… – понимая, что она плачет, и скривив лицо, позвал Рагнер супругу. – Всего каких-то жалких шесть минут позора в храме – и после ты сможешь выйти замуж по любви, сможешь с родовым именем Хаэрда сама выбрать себе супруга и не слушаться ни брата, ни деда.

Хильде молчала, смотрела в окно на море. По ее щекам текли слезы, какие она не утирала. Рагнер снова вздохнул, сам устало потер руками лицо и поднялся на ноги.