Дженни Ферченко - Snow Job: Большая Игра

В маленькой кабинке с полом в клеточку я оперативно писаю на белую палочку и выжидаю две минуты, втыкаясь взглядом в орнамент пола, но уже сейчас две беспощадные полоски на тесте отчетливо видны.

Черт!

Никто не возьмет на работу беременную женщину и не продлит рабочую визу…

Быстрый поиск в Гугл по запросу «аборт в Челси» показывает, что ближайшая клиника находится в Медицинском центре буквально пять автобусных остановок от моего дома. Недолго думая, я набираю их номер и назначаю срочный прием через два часа.

На улице льёт холодный дождь, заставляя меня скукожится в три погибели по дороге домой, где я, уговорив себя, что достойна, разрешаю себе принять горячий душ.

Какой ужас, у меня уже огромный живот!

Учитывая, сколько наркоты и бухла я употребила в последнее время, этот ребенок никак не может быть здоров. Какой к черту ребенок?

Я быстро сушу волосы и надеваю джинсы, кашемировый свитер, кожаный жакет и ботинки.

Дождь уже не идет. Снаружи слишком душно, и головокружение возвращается. В автобусе мне становится еще хуже. Внутри невыносимо жарко, как в бане…я потею под мягкой шерстью свитера. Маленькие шерстяные узелки прилипают к телу, а дорогой аромат духов вызывает желание вырвать.

Ещё пара остановок, лишь бы не потерять сознание…

Каким-то образом я нахожу силы и тащу себя через улицу в серое индустриальное здание. Желтый разъеденный линолеум, голубые пластмассовые стулья, детские рисунки, женщины, обмотанные в паранджу и едкий запах дешевого освежителя, смешанного бог знает с чем, вызывают желание как можно быстрее отсюда уйти.

– Я просто не готова сейчас заводить ребенка, – объясняю я внимательной индуске, которая только что сделала мне УЗИ и подтвердила мои наихудшие опасения.

– Вы бы хотели прервать беременность? – спрашивает она с доброй улыбкой.

– Да, пожалуйста.

– Учитывая ваш небольшой срок, мы рекомендуем без операционную процедуру, – говорит она доброжелательно.

– Хорошо, – я киваю головой, нервно скатывая кашемировые узелки потными ладонями.

– Вам нужно будет принять две таблетки с перерывом в сорок восемь часов, чтобы спровоцировать выкидыш. Могут возникнуть кровотечение и боль как во время месячных, – добродушно говорит медсестра, выписывая рецепт.

– Старайтесь отдыхать как можно больше и есть много свежих фруктов. Если возникнут проблемы, звоните в сервисный центр, – она отдает мне желтую бумажку и приглашает в кабинет следующую пациентку.

Страшный линолеумный пол все еще стоит перед глазами, даже лежа в кровати.

Холодная водка помогает. Она больше не обжигает горло, и пить без бокала стало вполне привычно.

Мне ужасно хочется спать. Но стоит закрыть глаза, как я снова вижу этот чертов пол.

Убийство – самое большое из всех преступлений. Преднамеренное самоубийство несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники, режут ночью в лесу, или как-нибудь, непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он еще надеется, или бежит, или просит. А тут, всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают; тут приговор, и в том, что не избегнешь уже принятого решения… и сильнее этой муки нет на свете.

Айфон звонит где-то на периферии моего сознания.

– Катя, детка, это Алекс. Как ты заводила сделку с Ахмадом. Я никак не могу разобраться. Если я их не найду, потеряю пять миллионов долларов из своего бюджета и мне совсем этого не хочется, сама понимаешь. Ах, ты спишь? Э-э, окей… Я перезвоню позже.

Который сейчас час?

Какой сегодня день?

Ричард. Вечеринка. Долбанная икра… сама же вызвалась тащить её из Москвы. Вот дура.

Жмурясь от яркого экрана телефона, я мельком вижу, что сегодня пятница, 25 июля 2008 года, 19:12.

Вечеринка только началась. Раз обещала – значит надо.

Это всего лишь домашняя тусовка у коллеги Ричарда… миллионеров там точно не будет. Производить впечатление особо не на кого. Все такие же журналисты, как и он.

Сидя на краю кровати в тени надвигающихся сумерек, я пытаюсь нанести макияж, но руки меня не слушаются. В конечном итоге я бессильно роняю помаду и сижу, не двигаясь, как наркоман после дозы.

Вот только никакой дозы не было. Вообще ничего не было… только капли дождя, уныло стучащие по окнам.

Старая закалка собираться за пятнадцать минут на работу сейчас приходится очень кстати.

Я неохотно поднимаюсь, пытаясь втиснуть свой раздувшийся живот в джинсы, прикрывая его сверху свободной шелковой блузкой.

Что есть ад? Страдание о том, что нельзя уже более любить.

Не включая свет, я медленно иду на кухню, достаю наощупь черный мусорный пакет и засовываю туда зеленые консервы с икрой, лежащие в холодильнике.

Я быстро надеваю плащ и туфли на плоском ходу, и выхожу на холодную туманную улицу.

Черное такси моментально подъезжает – преимущество жизни в Челси, во всяком случае пока.

– Куда едем, дорогуша? – спрашивает меня лысый таксист.

– 334, Куинстоун Роуд, пожалуйста, – я читаю вслух адрес из сообщения на телефоне.

– Отлично, это как раз за мостом, – говорит он, и мы отъезжаем.

– Едете на пати? – спрашивает водитель, с явно не гламурным акцентом.

– Угу, – неохотно отвечаю я.

– Везете с собой что-то интересное? – спрашивает он, указывая на мой черный пакет.

– Ах, это… это – моя прошлая жизнь, – неохотно отвечаю я.

– Вы туда поместили голову вашего бывшего бойфренда? – смеется он.

– Что вы имеете в виду?

– Просто шучу, дорогуша. Приехали, – говорит он, останавливаясь у широкого подъезда.

– Можно чек? – спрашиваю я по привычке для отчетности. – Впрочем, не стоит, – я вспоминаю, что у меня больше нет корпоративной кредитки, – оставьте сдачу себе.

Пытаясь не намокнуть, я бегу под широкий козырек парадного лондонской новостройки. Холодная и мокрая стеклянная дверь открывается, как только я нажимаю кнопку с нужным номером квартиры.

Музыка и нетрезвые голоса ведут меня из лифта по просторному коридору в квартиру с низкими потолками и запахом растопленного сливочного масла, смешанного с дешевым вином.

Гостиная наполнена подвыпившими гостями, сосредоточившимися вокруг стола с напитками в пластиковых стаканчиках. От них разит алкоголем, фальшью и высокомерием.

Не слыша легкого французского акцента Ричарда, я направляюсь туда, где наиболее вероятно могу его увидеть – на кухню, где, по идее, он должен печь блины.

– …и потом я вставляю ногу в петлю на доске, резко разворачивая парус к волне. Ой-ля-ля! Он ломается надвое! – Ричард с чувством рассказывает очередную байку для нескольких благодарных слушательниц в коктейльных платьях.