Анастасия Шерр - Бешеный

– Рассказывай, – прохожу мимо вспотевшего Петровича и сажусь в его кресло.

Врачишка стоит передо мной по струнке, словно школьник. Никакого самоуважения, блять.

– Ч-что именно? – заикается и судорожно смахивает со лба капли пота.

Мерзкое зрелище.

– О ней рассказывай. Хочу знать всё, что известно тебе. А в идеале, принеси-ка мне её личное дело.

Спустя полчаса я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза и медленно выдыхаю, пытаясь прийти в чувство. Охренеть просто.

Девчонка-то, оказывается, совсем и не девчонка, а разведёнка с двумя детьми, причём последних тащит на своём горбу одна.

Но в состояние ступора вводит даже не это.

Она отказалась от бабла, имея двух спиногрызов, кредит, который не погасит со своей зарплатой и до пенсии, и старенькую «хрущёвку».

И не просто отказалась от бабла, а даже с работы решила уволиться.

Давно не встречал таких принципиальных. И это охренеть как шокирует.

Получается, я виноват?

Не то, чтобы у меня вдруг совесть появилась, но прессовать бабу с детьми – как-то не по понятиям вообще.

– Так, значит, она отказалась?

Петрович, что всё так же стоит напротив, как лакей, кивает.

– Честное слово, Руслан Давидович, дура девка. Я ей и так, и эдак, а она…

– Подойди сюда.

Врач затыкается и хлопает свинячьими глазёнками.

– Подойди, Петрович.

Тот делает пару шагов и оказывается рядом. Мне даже лишних движений не нужно делать. Впечатываю его жирную харю в стол и, услышав характерный хруст, улыбаюсь.

Люблю звук ломающихся костей.

Запах крови люблю.

Люблю давить вот таких вот трусливых пидорасов, что могут поломать бабу, но боятся отвечать за свои поступки.

– Давай, сука, расскажи мне, что ты тут делал с моей женщиной. Учти, если мне это не понравится, я побью тебя. А если соврёшь – искалечу.

Свинья хрипит и визжит, а на столе уже образовалась лужа крови. Сломал нос, видимо. То ли ещё будет.

– Я просто пытался её уговорить! Немножко припугнул! Отпустите! – трепыхается и давится собственной кровью.

А у меня уже планка поехала и перед глазами красные точки. Врёт ведь сука. Чуйка мне подсказывает, что Веснушку мою лапал своими ручонками, а теперь ссыт признаться.

– Что я сказал сделаю, если соврёшь, а, сука? – выворачиваю его запястье и свинья заходится в бабском визге.

Позор для мужика быть такой тёлкой.

От этого злюсь ещё сильнее и с хрустом ломаю ему руку.

– Чтобы больше не трогал чужих женщин, падаль! А сейчас иди накладывай гипс и звони ей. Я не знаю, как ты это сделаешь, но она должна вернуться на работу. Завтра же, чтобы была здесь. Да, и не забудь извиниться, тварь! – долблю полуживую тушку об стол и отпускаю.

Надо бы в себя прийти.

Нельзя к Веснушке в таком состоянии ехать.

Там ещё и дети.

К вечеру немного очухался и, наглотавшись транквилизаторов, накинул куртку.

По-хорошему, надо бы к ней красиво подкатить. А как красиво подкатывать? Я сроду за бабами не таскался и по-прежнему считаю, что не дело это – бегать за дыркой.

Но тут случай другой.

Она же вроде как из-за меня ушла. Хотя хочется думать, что из-за главного говнюка.

В конце концов, надо же мне её как-нибудь к себе расположить.

Правда, я уже не догоняю нахрена…

Чтобы просто трахнуть?

Нехорошо это как-то.

Мать-одиночка, все дела…

А если не трахнуть, то зачем она мне сдалась?

Скорее всего, подкупила её принципиальность. Это же надо. Петрович зассался весь от одного моего взгляда, а она: «пошёл нахрен».

Ловлю себя на том, что стою посреди палаты и ухмыляюсь, как даун.

Всё, блять, приехали.

Выхожу из палаты и ловлю идущего навстречу санитара.

– У тебя баба есть?

Тот непонимающе смотрит на меня.

– Ну есть… А чё?

– Не «чё», а «что». Как ты ей приятно делаешь?

Глаза санитара медленно лезут на лоб, а я вздыхаю.

Ебанутые все вокруг.

– Имею в виду, праздники как ей устраиваешь?

– Ааа! Вы про это! – с облегчением выдыхает и тупо улыбается. – Ну так, цветы там… В кафешку свожу.

Кафешка?

Ага, как раз она, наверное, там губы красит, собирается.

– А если, допустим, накосячил, как извиняешься?

– А ну тут схема стандартная. Что-нибудь золотое и желательно в комплекте с новым платьем.

Ну это я могу.

Это легко.

ГЛАВА 6

Пришла домой и прямо в одежде рухнула на кровать.

Устала…

Так устала от всего.

Кажется, что проблемы никогда не оставят меня.

Плюс ко всему прочему – работа.

Вот где мне теперь найти работу с такой зарплатой? И так на волоске от пропасти была, а теперь и вовсе…

Что детям скажу? Как в глаза им буду смотреть? А Саньке куртку уже нужно новую. И ботинки… Ксюшка уже из сапожек выросла.

На какое-то мгновение меня посещает дурная мысль – а может… Нужно было согласиться? Деньги ведь не пахнут, говорят…

Тут же передёргивает от такой мысли и становится дурно. Не хватало шлюхой ещё стать!

Не для того я детей порядочности учу, чтобы самой в подстилки к Дигоеву. От воспоминания о нём по телу побежали «мурашки». Один взгляд этих чёрных глаз чего стоит. Аж ноги подкашиваются.

А ещё, красивый…

По-мужски красивый.

Жаль только, скотина редкая.

Тряхнула головой и закрыла глаза. Нечего о нём думать. Из-за этого припадочного у меня теперь проблем выше крыши. Потому что ему, видите ли, скучно. С жиру барин бесится.

А страдают холопы.

Дождалась детей из школы и… Началось.

– Мам, а у меня рюкзак порвался, – тихонько прошептала Ксюша, словно боится, что я буду ругать.

Это меня ругать надо. Ребёнок два года с одним китайским рюкзаком ходит.

– У меня немножко денежек есть, завтра выходной, вот пойдём и купим.

Скрипя зубами, вспоминаю, сколько там у меня в заначке. Придётся раскошелиться. И так дети у меня хуже всех одеваются. Не мать – чудовище.

– Тогда и мне кроссовки! – оживает смурной Санька и смотрит так… С надеждой. – Мам?

Да уж.

– И тебе кроссовки, – вздыхаю.

Разумеется, я могу сейчас отказать, если не обоим, то хотя бы Сане. Но дети ведь не виноваты. Всё равно тех денег не хватит надолго. Надеюсь, что найду работу до того времени, пока они закончатся полностью.

Ещё расчётные бы получить…

Зная Петровича – будет нелегко.

Ох, влипла!

Как расхлебать теперь это всё?

– Что-то случилось, мам? – сын заглядывает мне в лицо, а я в ступоре.

Язык не поворачивается сказать.

А придётся.

– Я с работы уволилась… Вот.

Ксюша поднимает на меня ошарашенный взгляд, тяжело вздыхает, но молчит. Сашка удивлён не меньше, но так же ни слова.

Тишина душит меня, не продохнуть.

И паршиво так, до слёз.

Только бы не разреветься при детях, этого ещё не хватало.

Санька отодвигает от себя тарелку и решительно заявляет: